Книга Порченый подарок, страница 121 – Галина Чередий

— Нет, говори, что думаешь, а не то, что как будто бы мне нужно слышать! — приказал он.

— Измену! — выпалила я. — Предательство, безразличие и намеренную жестокость ко мне. К остальному можно привыкнуть, принять, научиться с этим жить.

— Даже различия, о которых сложно помыслить обычному человеку?

— Что же это за различия такие? — вопросила, удивленная какой-то чрезмерной, как по мне, надеждой в голосе супруга. — Разная вера, иные имена богов, незнакомые обычаи?

— Нет… — качнул головой Бора, и мне почудилось, что хотел продолжить, но сдержался.

— Что тогда? Кровавые пиршества? Человеческие жертвоприношения? Публичное соитие на свежевспаханном поле для щедрого урожая? — сама себе не верила, что запросто ляпнула последнее, особенно увидев расширившиеся в шоке глаза мужа. — Не смотри так, я слышала сплетни об анирах, включающих и то, и другое.

— Это же полная чушь, и ты это понимаешь, Ликоли, — насмешливо фыркнул Бора и, кажется, совсем расслабился.

— Конечно понимаю, — легкомысленно пожала я плечами и, набравшись нахальства, прошлась глазами по его лицу и телу, и сглотнула вмиг пересохшим горлом. — Не сердись, но ты не первый обнаженный мужчина, которого я вижу, так что и тут принципиальной разницы не усматриваю. Правда, ты заметно превосходишь то, что я видела… во всем, — добавила торопливо, обрывая недовольное рокотание, зародившееся в груди предводителя, и решила окончательнопресечь его сомнения, пошутив: — Так что тебе не стоит опасаться оттолкнуть меня, не думаю, что есть такая вероятность, если ты, конечно, не обращаешься в безумное кровожадное чудовище, с когтями, клыками и мохнатой вонючей шерстью, прямо как в детских ночных страшилках.

Но по какой-то причине Бора мое чувство юмора не оценил и снова превратился на несколько секунд в средоточие напряжения, интенсивность которого прошлась порывом холода по мне от макушки до пяток.

— Что… — начала я, моментально уловив это изменение, но мой анир не дал мне сказать больше ни слова, просто порывисто сгреб в объятия, настолько крепкие, что у меня дух перехватило, и вжался своими губами в мои, требуя покориться ему сразу же, без прежних касаний-уговоров. И я поддалась ему, опять вспыхивая, точно высушенная жгучим солнцем трава в конце лета, и за один вдох забывая весь этот непонятный разговор. Его всегда можно продолжить потом, когда я наконец узнаю, каково это — принадлежать моему мужу полностью, к чему, по-моему, уже совсем готова. Все, что было между нами лишь на пути к окончательному слиянию, изменило меня безвозвратно, приоткрыло дверь в мир потрясающих удовольствий, освободило нечто внутри меня, способное наслаждаться, а не бояться и терпеть, и теперь я едва не с ума сходила от желания пойти по этой восхитительной дороге дальше и дальше. О, Даиг, если ты хоть немного благосклонна ко мне, то не позволь случиться разочарованию там, где я предвкушаю ликование.

Когда Бора прервал лишающий меня тверди под ногами поцелуй, я задыхалась, но тянулась за новым сама, желая его вкуса больше, чем дыхания. Но он отказал мне в этом, понес в спальню, а я обвила его шею руками, ожидая того, как моя спина коснется покрывал и смогу принять тяжесть его тела. Однако вместо этого супруг поставил меня посреди комнаты и обошел вокруг, будто искал еще места, которые не успел рассмотреть. И, Пресветлая, как же я нуждалась в том, чтобы его восхищало все, что он видит! Да, всем женщинам необходимо восхищение, мы готовы пить его вместо сладкого дурманящего вайна, купаться в его лучах чаще, чем в ваннах с ароматной роскошной пеной, впитывать, втирать в свою кожу, подобно драгоценным маслам, ибо все это делает нас прекраснее в собственных глазах.