Книга Порченый подарок, страница 124 – Галина Чередий

— М-м-м… — Нехотя я разомкнула веки и посмотрела в его буквально сияющее лицо.

Мой супруг очень нежными прикосновениями устранял влажный беспорядок и при этом улыбался настолько широко и довольно, что мне на мгновение нечем стало дышать от смеси его заразительной искренней радости человека, получившего желаннейший в его жизни дар, и собственного вернувшегося смущения за то, что лежу тут раскинувшись, бессильная и открытая его взгляду и рукам. Странно, что еще недавние, гораздо более откровенные вещи не вызывали неловкости, а эта забота после, когда страсть уже поутихла, заставляла краснеть и отводить глаза.

— Лежи пока, я скоро вернусь, — сказал предводитель, натягивая штаны, и покинул комнату.

Я все же заставила свое непослушное, не желающее отпускать последние отзвуки неги и расслабленности тело двигаться и быстро вымылась как следует в ожидании возвращения Бора.

Он принес на большом блюде целую гору еды в виде разной формы румяных кусочков-конвертиков теста и кувшин того самого сладкого отвара, каким меня потчевала Нарга.

Я завернулась в покрывало и села на край постели, муж расположился прямо на полу у моих коленей, налил питье в единственную принесенную глиняную кружку с причудливой ручкой, явно изображающей какого-то зверя, и вручил мне.

— Как это называется? — спросила я, отхлебывая напиток и указывая на кушанье. Ох, оказывается, у меня совсем пересохло в горле.

— У нас их зовут векошниками, — ответил Бора, разламывая напополам запеченное до темно-золотого цвета нечто, и из середины вырвался завиток пара, распространивший вокруг потрясающе вкусный запах.

Хорошенько подув, он поднес одну половину к моему рту, давая откусить, а вторую целиком закинул в свой. Мясо и травы в сочетании с тонким, хрустящим тестом… это было великолепно. Я опять только и могла, что промычать и потянуться за новым кусочком, наклоняясь к Бора, но тут он шокировал, просто сдернув обернутое вокруг меня покрывало и открывая грудь напоказ. Удивленно уставилась на него и подтянула ткань обратно, но он замотал головойи стянул ее заново и только после этого взялся за следующий векошник, деля его опять на нас двоих.

— Хочу смотреть на тебя все время, — обласкав взглядом так же отчетливо, как делал это руками, произнес он. — Убери эту тряпку вообще.

Я колебалась всего несколько секунд, а потом отдала ему кубок с узваром и, поднявшись, размотала и отбросила свое прикрытие. Глаза Бора потемнели, ноздри затрепетали, на виске вздулась и запульсировала синеватая вена. Он махом осушил сосуд и наполнил его снова, громко звякнув посудой.

— Ешь, жена моя, ешь… — хрипло пробормотал он, продолжая прямо-таки шарить по моему телу, отчего мне становилось то жарко, то пробегал озноб, в открытой его взору груди сладко заболело, она отяжелела, а вершины отвердели, и даже касание воздуха почудилось дразнящей щекоткой.

— Больше я не могу, — отказалась от пятого поделенного векошника, прерывая установившееся между нами напряженное молчание.

Бора снова гулко сглотнул, забрал у меня питье и отставил подальше, вместе с блюдом, без всяких предисловий развернулся и уткнулся мне лицом в колени, сразу целуя и прикусывая кожу торопливо и жадно, будто так утоляя голод, терзающий его по-настоящему. Боднул меня, вынуждая откинуться, и прежде чем я успела и звук издать, погрузил в море яростной, бесстыдной ласки. Я загорелась с полувдоха, словно прежнее возбуждение и не угасало, а лишь взяло краткую передышку. И пережив новый, подаренный им умопомрачительный взлет, приняла его в себя с долгим блаженным стоном, которому мой муж вторил своим, будто вот такое наше соединение дарило неописуемое облегчение нам обоим, еще даже до того, как страсть достигнет своего предела и найдет ослепительное освобождение, принося полное расслабление вслед за этим.