Книга Крепостная, страница 76 – Марьяна Брай

Утром встала разбитая и уставшая, будто не спала вовсе, а ночную смену трудилась.

За завтраком все прошло как всегда. Петр с его Кларкой засобирались, чтобы Фирс повозил их по лавкам до отъезда барина. Осип не противился. А я про себя чертыхнулась. Значит, барин дома останется и, скорее всего, в гостиной будет сидеть со своими бумагами и газетами. Такой хороший шанс таял на глазах.

— Надя, ты чего который день будто воды в рот набрала? Раньше ведь все переживала про мою спину, заставляла каждый час идти лечь, а то и ноги задрать? – хохотнув, спросил Осип, когда молодые покинули дом.

— Барин, вы будто не видите и не слышите ничего вокруг себя, - решившись высказать все, присела напротив него.

— А чего стряслось? Жив и здоров с твоей помощью да с молитвами. Убёг лихой человек и больше не сунется: знает, что тут ему ничего не выгорит. Не украл ничего…

— Барин, да коли бы он красть пришел, вынес бы полдома, а мы и ухом бы не повели. Он за вами пришел. Жизни лишить. А вы спокойны, как … - я хотела назвать его удавом, но потом опомнилась, вспомнив, где и когда нахожусь.

— Не выдумывай, Наденька, не выдумывай, - он свел брови.

— А то, что ни Петр, ни эта француженка не проснулись? Грохот какой стоял ведь! Ни, тем более Марья с Демидом не встали? Это вас не пугает? Я попусту никого не обвиняю, да вот только есть у меня мысли о том, кому это интересно, - я старалась сказать как можно больше до того, как он меня заткнет.

— И кому? – он поднял на меня полный горечи и даже боли взгляд. Я замерла. Причинять ему боль не хотелось. Тем более, уверена, он и сам все понимал.

— Сами знаете. Только вот… сына вашего я не виню. Девка эта… не француженка она, думается, а…

— На-дя-а, - он почти закричал на меня, и я вздрогнула, - перестань чепуху нести, - он осмотрелся, будто хотел увериться, что никто нас не слышит. Будто в доме никто ничего не понимает.

— Барин, не доводите до греха. Коли отрицаете, так за жизнь свою побойтесь, ежели за наши жизни не думаете. Знаете ведь, что жизни нам без вас не будет.

Осип опустил глаза и уставился в газету. Он не водил глазами по странице, как обычно, а просто смотрел в одну точку.

— Мое предложение в силе, барин. Ничего мне не надо. Могу бумаги подписать, что все вашему сыну от меня перейдет, что продать ничего не смею, коли не верите. Главное, чтобы они не знали. пусть думают, что остались на бобах. Вот тогда-то она его и бросит. А он куда вернется? Домой и вернется, Осип Германыч.

— Надя, а ты сама-то не боишься при такой вот… расстановке, что вместе со мной станешь…

Я воспряла духом от этих слов. Значит, он все же понимает опасность, подкарауливающую его.

— Нет, барин. Главное: озвучить им, что в случае вашей кончины все будет мне принадлежать. А коли со мной что приключится, то городу передается или монастырю какому. Мол, там-то за вас с барыней и молиться станут, и помнить долгие годы, - я затараторила, пока появилась такая возможность. - Им тогда шибко не выгодна ваша смерть станет. Будут обхаживать да уговаривать. Только вот вреда не нанесут ни за что. Тут и дураку понятно, - закончила я и выдохнула.

— Вроде я не дурак, а ведь даже далеко такого не придумал. Всю голову сломал, а не придумал. Есть у меня хороший нотариус. Ни за что не выведать у него моего указа. Только я смогу исправить, коли придется, - глаза у барина вдруг заблестели. – Точно, готова, Надюша? – он посмотрел на меня с такой надеждой, будто спугнуть боялся.