Книга Двор Ледяных Сердец, страница 120 – Элис Нокс

Лис обнял меня осторожно, бережно, как обнимают что-то хрупкое, драгоценное, что может сломаться от неосторожного движения. Одна рука легла на спину, вторая погладила по волосам – медленно, ритмично, успокаивающе, как успокаивают напуганного ребёнка после кошмара.

Он не говорил ничего. Не спрашивал, что случилось, почему я плачу. Не требовал объяснений, не давил.

Просто держал. Просто был рядом.

Давал мне понять всем своим существом –ты не одна. Ты в безопасности. Я здесь. Я не уйду. Я не предам.

Я плакала долго – пока не кончились слёзы, пока горло не охрипло окончательно, пока не осталось сил даже на всхлипы.

Дрожь в теле постепенно затихала, уступая место тяжёлой, всепоглощающей усталости.

Дыхание выравнивалось медленно, становилось глубже, спокойнее, ровнее – вдох, выдох, вдох, выдох.

Рука Лиса продолжала гладить по волосам – медленно, неторопливо, монотонно, убаюкивающе.

Я лежала, прижавшись к нему, слушая звуки хижины, что сливались в тихую симфонию.

Треск огня в очаге – мягкий, успокаивающий, как колыбельная.

Тихое позвякивание амулетов над головой, что покачивались на невидимом сквозняке, создавая мелодию защиты.

Его сердцебиение под ухом – ровное, размеренное, спокойное, убаюкивающее.

Его дыхание – глубокое, тихое, тёплое.

Всё это сливалось воедино, окутывало, обволакивало, уносило прочь от страхов и боли.

Веки налились свинцом – тяжёлые, невероятно тяжёлые. Тело расслабилось окончательно, провалилось в мягкость кровати, в тепло одеяла, в безопасность объятий.

Последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в глубокий, беспробудный сон – его рука на спине, тёплая и надёжная. Его запах – дым, лес, дороги, свобода. Тепло его тела рядом.

Безопасность.

Я заснула.

Проснулась я от тишины – не от звука, не от прикосновения, не от света, а от тишины, что окружала меня плотной, почти осязаемой пеленой. Открыла глаза медленно, с трудом продирая тяжёлые, опухшие от слёз веки. Мир плыл перед глазами несколько секунд, прежде чем сфокусироваться в знакомые очертания: комната, хижина Лиса, огонь в очаге, превратившийся в ровные угли, что светились красным и отдавали мягкое, убаюкивающее тепло.

За единственным окном сквозь ставни пробивался дневной свет – не утренний, золотистый, а плотный, насыщенный, говорящий о том, что день уже в разгаре.

Тело отдохнуло – мышцы не ныли так отчаянно, острая боль притупилась до терпимой, и голова была ясной впервые за дни, что казались бесконечными.

Я села медленно, откинув одеяло, и огляделась в поисках Лиса. Кровать рядом была пуста, одеяло остыло. Где он? Встав босыми ногами на прохладный деревянный пол, я прошлась по комнате, прислушиваясь к малейшим звукам, но не услышала ничего. Может, вышел за дровами или за водой?

Горло пересохло – хотелось пить отчаянно, и я подошла к столу у очага, где стоял глиняный кувшин с водой. Налила в кружку прохладной, чистой воды и сделала несколько жадных глотков, чувствуя, как облегчение разливается по телу тёплой волной.

Отставив кружку, я только тогда заметила, что на столе разложено множество вещей: старые книги в потёртых кожаных переплётах, раскрытые, словно кто-то изучал их совсем недавно и отвлёкся на мгновение; пожелтевшие от времени свитки, покрытые текстом на незнакомом языке – витиеватые руны, красивые, но нечитаемые для меня; и карта – большая, развёрнутая, придавленная по углам камнями, чтобы не сворачивалась.