Книга Тихая пристань, страница 71 – Анна Рогачева

Утро теперь начиналось не со вздрагивания от скрипа двери, а с кудахтанья кур и тихого голоса Машеньки:

— Мама, а сегодня пойдем за малинкой? Петька вчера тропинку нашел, там, у старой ели, целая поляна!

— Сначала завтрак, ласточка. А потом — посмотрим.

Завтрак. Это было священнодействие. Арина пекла тонкие, почти прозрачные лепешки на горячей сковороде — из последней муки, смешанной с тертой сырой картошкой. Их ели с парным молоком, и хруст лепешек был самым сладким звуком на свете. Петька, обычно молчаливый, за едой начинал строить планы:

— Дядя Федот обещал показать, как сыромять выделывать. А после, если успею, хотел крюк для котелка над костром смастерить. Над нашим костром, мам. Не в очаге, а снаружи, для ухи.

— Только осторожнее с ножом, — говорила Арина, но не с тревогой, а с легкой, почти забытой гордостью. Ее сын не просто выживал — он творил свое пространство.

Обустройство дома стало их общей игрой. У них не было ничего, кроме голых стен да печи, и это было счастьем. Каждая вещь рождалась из ничего и обретала огромную ценность.

Машенька, например, объявила, что ей нужна «полка для сокровищ». Петька, вздохнув, нашел дощечку, отшлифовал ее и прибил на стену у ее спального места. На полке поселились: гладкий камешек с речки, перо от сойки, засушенный василек и, конечно, кукла Сестричка.

Арина, наблюдая, как дочь с серьезным видом переставляет свои богатства, вдруг вспомнила свой пряник, превратившийся в крошево в день встречи с Александром. И подумала: вот оно, настоящеебогатство. Которое не рассыпается.

Однажды Степан притащил охапку длинного, шелковистого мочала.

— На, — бросил он Арине. — На дерюжки. Или на половик. Бабы умеют.

Арина не умела. Но Агафья, заглянувшая на огонек, фыркнула: «Эх, ты, неумеха!» — и показала, как на простой дощечке с гвоздями ткать грубые, но невероятно прочные дорожки. Вечерами теперь они с Машенькой садились у порога, и под мерный стук деревянной колотушки рождался их первый, полосатый половик. Машенька, покраснев от усердия, путала нити, но смеялась, когда у нее получалось.

— Мама, смотри! У меня тут птичка вышла! — и она показывала на случайный узор из переплетенных лоскутков.

— Красивая птичка, — соглашалась Арина, и сердце ее наполнялось тихим, почти болезненным счастьем.

Но главным чудом стал лес. Тот самый, что был опасной дорогой, теперь раскрылся перед ними как кладовая и как… друг.

Их первый большой поход за грибами случился в туманное августовское утро. Туман стелился по низинам, цеплялся за паутину, и мир казался таинственным и беззвучным. Арина, Петька и Машенька (вооруженная маленькой плетеной корзинкой) шли по знакомой тропе к старой ели.

— Смотри под ноги, — наставлял Петька сестру, но уже не как страж, а как старший проводник. — Не на гриб, а вокруг. Где один подберезовик встал, там и другие рядышком притаились.

— А лисички? — шепотом спрашивала Машенька, будто боялась спугнуть.

— Лисички — они как цыплята. Дружной семейкой растут. Вон, видишь, рыжую шапочку? Копайся в мху.

Арина шла сзади, неся большую корзину, и смотрела на них. Петька, согнувшись, внимательно вглядывался в подлесок, его лицо было сосредоточено и светло. Машенька, найдя свою первую лисичку, пискнула от восторга и осторожно, двумя пальчиками, выкрутила ее из земли, как учили.