Книга Гадкий утёнок. Вернуть любовь, страница 51 – Джейн Реверди

— Ты всё равно никого не сможешь в этом убедить! — запальчиво воскликнула она.

До этого момента мы старались разговаривать тихо, но я видела, что стоявшие неподалеку гости, несмотря на это, обращали на нас слишком много внимания. Теперь же, когда мадемуазель Крюшон повысила голос, на нас пялились уже не украдкой.

И Алоиза тоже заметила это и покраснела.

— Ну, что же, если тебе нравится выставлять себя на посмешище, то я не могу тебе этого запретить! Но, прости, несмотря на то что мы подруги, я не смогу принять твою сторону и пойти против общества.

О, я и не надеялась на это! И я снова пожалела бедняжку Беренис, у которой, как выходило, даже не было настоящих подруг. Потому что мадемуазель Крюшон таковой уж точно не была.

Когда Алоиза удалилась, ко мне подошла Дороти.

— Я невольно слышала часть вашего разговора, и мне ужасно хотелось вмешаться. И всё-таки я осталась в стороне. Простите меня за эту трусость!

— Вы вовсе не должны упрекать себя за это! И уж точно не стоит пререкаться с дочерью хозяев дома на балу. Это лишь даст лишний повод для сплетен. Рано или поздно мне всё равно выскажут то, что про меня думают. Так лучше выслушать это сейчас, пока мой брат еще не вернулся домой.

— Я восхищаюсь вашей стойкостью, Беренис!

А я ждала, когда к нам подойдет кто-то еще. Вряд ли это сделают сами хозяева дома. Раз они сами отправили мне приглашения, то не станут открыто меня оскорблять.

И вскоре к нам действительно подошли баронесса Эрланд и две ее дочери. Память опять-таки подсказала мне, что ее милость в юности была дружна с матерью Беренис. И именно с этого баронесса и начала наш разговор.

— Полагаю, что если бы была жива ваша матушка, то ничего подобного бы не случилось, — вздохнула она, всем своим видом изображая сочувствие.

— Что вы подразумеваете под «этим», мадам? — откликнулась я.

— Ну, как же, милочка? — удивилась она. — Вашу поездку в столицу и слишком скорое ее завершение. Хочу заверить вас, что, в отличие от многих здесь присутствующих, я не склонна винить во всём исключительно вас.

Вот как? Неужели часть вины она готова возложить и на его величество? Но, подумав так, я ошиблась. Потому что, как выяснилось, думала она совсем о другом.

— Да-да, дорогая Беренис, я виню в этом то воспитание, что вы получили. Ваш отец, разумеется, как мог заботился о вас, но он мужчина и не мог объяснить вам того, что легко объяснила бы женщина.

— И что же именно должна была бы объяснить мне женщина?

Она сконфузилась, явно не ожидая от меня такого вопроса. И щеки обеих ее дочерей тоже заалели.

— Ну, как же, милочка? — растерянно пробормотала она. — То, что надлежит знать каждой благоразумной девице, если она не хочет так бесславно потерять главное, что у нее есть — ее честь.

Дороти сделала шаг вперед и уже было открыла рот, чтобы за меня вступиться. Но в этот момент заиграла музыка, избавив нас всех от этого неприятного разговора.

Первый танец должен был вот-вот начаться, и моя собеседница тут же потеряла ко мне интерес. Теперь ей следовало сосредоточиться на своих дочерях, ибо это был их шанс аттестовать себя перед кавалерами в зале.

Первой в центр зала вышли Алоиза с партнером, потом — ее младшая сестра. Это была та привилегия, которой пользовались хозяева бала.

У стенок и колонн оставалось всё меньше и меньше девиц. Кому-то выпала честь быть приглашенными в числе первых, а кому-то приходилось ждать до последнего и довольствоваться не слишком завидными кавалерами.