Книга Тернистая звезда, страница 160 – Anevka

— Ты голоден? — спросил учитель обычным своим суховатым тоном с едва уловимыми нотками теплоты. — Выглядишь… измождённым. С тобой плохо обращались?

Ученик отрицательно дёрнул головой. Молча. Ну, выстрелили транквилизатором в шею. Подумаешь. А что обездвижили и глаза завязали — так знали, с кем имеют дело. Не кто-нибудь — чёрный послушник. Для обывателей такой опаснее чёрного священника во сто крат — потому что до рукоположения может преследовать собственные, личные цели, а навыки эмпатии уже есть.

Джегг смотрел на учителя исподлобья, всё ещё ожидая подвоха. Конечно! Глупо было думать, что Стил кинется на него прямым штурмом, подминая под себя всю личность. О, нет! Такой энергозатратной глупости только от послушника и можно ожидать. Опытный священник отвлечёт внимание, подождёт, пока противник расслабится и тогда уже, тогда…

— Прежде, чем… вы это сделаете, — произнёс Джегг, и собственный голос показался ему ужасно противным: ломается так некстати! Юноша облизнул губы, откашлялся и продолжил уже чище: — Можете сказать мне правду? Почему я?

Стил не стал возвращаться в стоящее на возвышении судейское кресло, а присел на каменную ступеньку напротив Джегга, и так получилось, что юноша, всё ещё сидящий на стуле, смотрит на старика сверху вниз.

Учитель ничего не ответил, лишь сделал приглашающий жест, мол, продолжай.

И Джегг продолжил:

— Про мать я понял. Случайная беременность, позор семьи, угроза отчисления из академии. Осеменителя она возненавидела, так что и меня, наверное, тоже, а тут вы с таким выгодным предложением. Но почему вы выбрали именно меня? Или на Бхаре, — тут юноша кисло ухмыльнулся, — мало никому не нужных детей?

Старик разглядывал юношу перед собой и думал, как удивительно тот похож на свою мать. Густые, чуть вьющиеся волосы до плеч. Изящный нос. Дистиллированная ненависть в тёмных глазах.

* * *

— И вы туда же! — орала девушка (нет! уже молодая женщина!) — Попробуйте только заикнуться об аборте, я вам… я вас!..

Она приподняла увесистый стул, с которого вскочила при его приближении, и даже успела замахнуться, но чёрный священник сказал:

— Даэро погиб.

Стул с грохотом упал на пол из её разом ослабевших рук.

— Даэро… что?

— Проиграл поединок воль, — пояснил Стил, наблюдая за её изменившимся лицом. — Знаете, что это?

Она отрицательно покачала головой. Ошарашенная. Опустошённая. И испуганная. Инстинктивным движением прижала руки к животу — ещё совсем плоскому, но чёрный священник отчётливо различал маленький узелок, который отныне изменит всю её жизнь.

— Когда вы виделись в последний раз?

Она назвала дату, подтверждая его подозрения — день смерти Даэро.

— Вы поссорились?

Она непроизвольно кивнула, всё ещё погружённая в собственные мысли. Но тут же гордо вскинула голову — точь-в-точь, как это делал Даэро, и сощурилась:

— Хотите сказать, это моя вина?

— О, нет, — примирительным тоном произнёс священник. — Это моя вина. Только моя. Простите, дитя моё. Я не предусмотрел, что мой ученик так… быстро вырастет.

— Вырастет? — переспросила она с насмешкой, не очень хорошо маскирующей боль. — Когда я сказала ему, что беременна, знаете, что он ответил? Что ему надо подумать. — Она нервно хихикнула. — Подумать, понимаете? Он прежде никогда не думал о детях, а теперь как-то не готов. И что это большая ответственность. И что он не уверен!