Книга Она и зверь. Том 2, страница 33 – Maginot

Териод ненавидел ее. Нет, не ненавидел. Он презирал ее за стремление бросить его, потому что он монстр. Нет, не презирал. Она раздражала его и одним своим существованием напоминала о его одиночестве, о пустоте, которую он так старательно скрывал даже от самого себя. Нет, не раздражала.

– Я никогда не избегал, – попытался было соврать Териод, но Астина прервала его.

– Неправда. – Ее губы тронула легкая усмешка.

Ее пальцы на его плечах казались горячими, почти обжигающими. Но стоило ему самому коснуться ее, и он понял: кожа ее холодна как лед. Такой контраст заставил его на мгновение почувствовать, что все происходящее – лишь сон. Реальность казалась зыбкой, расплывающейся, как мутное небо за окном. В тот миг он сказал то, что никогда не произнес бы в иной момент:

– Я поступал так, потому что мне казалось, что вы не замечаете меня. – Он замялся, но все же добавил, уже чуть тише: – Я имею в виду, что… слишком давил на вас.

Астина, заметив, что он больше не пытается уклониться от разговора, молча убрала руки с его плеч. Словно награждая его за честность, она отстранилась, давая ему больше пространства.Но Териод не поднялся. Он остался лежать, и на губах его появилась горькая улыбка.

То, что он избегал ее, теперь казалось бессмысленным. Он все еще был монстром, и ее помощь оставалась единственным, что удерживало его на плаву. Ничего не изменилось.

Мягкий ветер за окном шуршал листьями. Но вскоре все стихло, и воцарилась абсолютная тишина сумерек, когда весь мир кажется нереальным.

Териод, не отводя взгляда, пробормотал:

– Знаете ли вы, каково это – жить только благодаря чужой жалости?

Астина молчала.

– Без вас я умру, – продолжил он, и голос его был тих, почти надломлен.

– Точнее, потеряете разум, – аккуратно поправила она, стараясь смягчить его слова.

Но Териод знал: ее забота лишь жалость. И самое страшное в том, что этой жалости жаждал он сам.

Несмотря на оттенок самоиронии, в его голосе сквозила глубокая, почти осязаемая тоска.

– Если я не могу оставаться собой, то что это, если не смерть? – произнес он, глядя куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть ответ в пустоте.

– Ваша светлость… – тихо отозвалась Астина.

– Ты не знаешь, какого рода это отчаяние, – категорично добавил Териод.

Астина молчала. Ей, никогда не жившей отвергнутым чудовищем, было нечего ему возразить. Она не знала, каково это – быть проклятым, брошенным, запертым в клетке собственных страхов и воспоминаний.

Избегая эрцгерцогиню и оставшись наедине с собой, Териод все глубже погружался в мысли. Благодаря этому он смог разобраться в своих чувствах к Астине. Она – его спасительница, женщина, вернувшая ему потерянную жизнь, превратившая монстра в человека, – была для него не просто супругой. Она была его светом, его надеждой. Но ее равнодушие лишь усиливало ощущение бесконечного одиночества Териода.

Мимолетное чувство счастья, испытанное им однажды, теперь терзало его, точно заноза, застрявшая в сердце. Она была так близко – та, что могла сделать его целым, совершенным, – но ее безразличие все больше отдаляло их друг от друга. Почему он, всю жизнь проживший в одиночестве, позволил себе возложить столько надежд на человека, которого едва знал? Териод корил себя за эту глупость, за эту слабость, но не мог избавиться от этого желания.