Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 90 – Нана Кас, Мари Кир

Проходит неделя, и я возвращаюсь к лекциям, семинарам, библиотекам. Но всё кажется каким-то плоским, лишённым глубины. Я ловлю себя на том, что ищу в толпе знакомую высокую фигуру, прислушиваюсь к голосам в надежде услышать низкий, насмешливый баритон. Но его нет. Конечно, нет. Он живёт в своём исправленном XIX веке. Он счастлив. Он свободен. Он не помнит меня.

В один из таких днейя иду по длинному, шумному коридору исторического факультета, проклиная давку и думая о несданном реферате. Сворачиваю за угол, уткнувшись в телефон, и сталкиваюсь с кем-то.

— Ой, простите! — автоматически бормочу я, поднимая голову.

Сердце падает.

Передо мной стоит мужчина. Не старый, но и не юный. Лет тридцати, может, чуть меньше. Высокий, с широкими военными плечами, но одетый в простые джинсы и тёмную кофту. Волосы русые, коротко стриженные, на виске побелевший шрам. И глаза… медовые, светлые, словно поймали зайчика от солнца. Глубокие, внимательные, с едва различимыми лучиками морщин у уголков. В них нет безумной усталости, знакомой мне до боли. Но в них есть… какое-то тихое, сдержанное, выстраданное знание, которое делает его взгляд старше своих лет.

Он смотрит на меня. Не как на случайную незнакомку. И на его лице, обычно, судя по всему, серьёзном, появляется медленная, чуть кривая улыбка. Неширокая. Сдержанная. Но от неё у меня перехватывает дыхание.

— Ничего страшного, — говорит он, и его голос… бархатный, без малейшего скрежета, но с той самой неуловимой хрипотцой, которая будто царапает душу изнутри.

Мы стоим посреди людского потока, и время для меня замирает. Шум стихает. Я не могу отвести взгляд.

— Мы… Мы не знакомы? — с трудом выдавливаю я, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Он смотрит на меня ещё секунду, затем его взгляд падает на книгу, которую я прижимаю к себе. На тот самый синий том о дворянских родах. Глаза мужчины сужаются, в них мелькает что-то стремительное, как вспышка молнии в глубине омута.

— Пожалуй, что нет, — отвечает он, и улыбка становится чуть отчётливее. Он делает небольшой шаг в сторону, давая мне пройти, но не отводя глаз. — Хотя… Желания странная штука. Порой кажется, что хочешь одного, а в итоге получаешь взамен нечто… большее. Нечто, ради чего стоит снова начать ждать.

Он произносит эти слова спокойно, почти философски, но каждое из них падает мне в душу, как раскалённый металл, оставляя жгучий, неизгладимый след. «Ждать». «Большее».

— Что вы имеете в виду? — шепчу я, не в силах двинуться с места.

Он качает головой, и в его взгляде появляется тень той самой, старой, хитрой усмешки, которую я видела в последний миг в сияющем хаосе.

— Просто размышляю вслух. Историкам, наверное, этосвойственно — искать смысл в случайностях. — Он снова смотрит на книгу у меня в руках, и его взгляд становится пристальным, почти пронзительным. — Вы изучаете инженерные династии позапрошлого века?

— Я… нет. Может, когда-то давно. Сейчас это просто… для души.

— Интересная эпоха, — замечает он, и в его тоне слышится не академический интерес, а что-то личное, сокровенное. — Они оставили после себя не только чертежи и мосты. Иногда самые важные послания пишутся не в книгах, а между строк. Ждут своего читателя. Того, кто сможет их прочесть.

Наши взгляды снова встречаются. В его медовых глазах я вижу отражение моего собственного потрясения, моей надежды и немого вопроса. И понимаю: он знает. Не помнит в деталях, не хранит в памяти имён и дат. Но он знает на каком-то глубинном, интуитивном уровне. Осколки, тени, сны, отзвуки другого выбора. Что-то неуловимое, что привело его сюда. В этот университет. В этот самый коридор, вымощенный плиткой, по которой когда-то, в иной реальности, ступали наши другие «я».