Книга Две хризантемы, страница 35 – Рико Сакураи

Тоётоми направился в комнату Тории.

Сёгун застал сына лежавшим на футоне около жаровни. Рука его была перевязана.

– Я скорблю вместе с тобой, поверь мне, – начал разговор отец. Сын слабо отреагировал на его появление, переведя взгляд с картины, искусно изображавшей замок Исияма, на отца. – Мику была мне дорога, я провел с ней множество незабываемых ночей. Не мне говорить, как она была хороша и искусна в любви.

Неожиданно Тория резко сел на футоне, скрестив ноги. Он смотрел четко перед собой, раскачиваясь из стороны в сторону, совершенно не обращая внимания на боль от раны.

– Зачем ты это сделал? – спросил отец, глазами указывая на перевязанную руку сына.

Тот встрепенулся, перестал раскачиваться и неожиданно спокойно ответил:

– Я хотел боли, чтобы искупить свои грехи.

– Ты слишком молод, чтобы они у тебя были.

– Все равно они есть. Любой человек грешен.

– Ты рассуждаешь странно, не как синтоист. Это напоминает мне…

– Христианство, – пояснил сын.

Сёгун удивленно вскинул брови:

– Откуда ты узнал об этой религии? Насколько мне известно, португальцы проповедуют только в княжестве Оды Нобунаги.

– Я был там прошлой луной… – пояснил Тория.

Сёгун снова удивился, но не пришел в негодование от столь необычного сыновнего поступка.

– С какой целью? Ода Нобунага – враг сёгуната.

– Я знаю. Просто хотел посмотреть на озеро Бива. Я много раз слышал, что оно красиво. И вот, когда я отправился в Киото, то не удержался и… Словом, я присутствовал на одной из проповедей в небольшом христианском храме, построенном на озере. Португалец говорил убежденно, я ни разу не слышал, чтобы в синтоистских святилищах были такие проповеди.

– Христиане задели твою душу? – поинтересовался Тоётоми.

– Думаю, да. Ибо я молился нашим богам, чтобы они помогли Мику и не забирали ее к себе, но… они остались глухи к моим мольбам. Зачем мне верить в богов, которые не слышат или не хотят слышать? В чем смысл веры?

Тоётоми задумался: он не знал, что ответить сыну.

– Веру каждый выбирает для себя сам. Если ты считаешь, что христианство отвечает твоим чаяниям,то я не смею возражать и переубеждать тебя. Бывало много случав, когда самураи верили в Аматэрасу, а позже – в Будду. От этого они не стали мне хуже служить. Это дело их совести…

– Мику сожгут на погребальном костре? – спросил Тория.

– Да, она же верила в Аматэрасу. А ты бы хотел, чтобы ее похоронили по-христиански? Думаю, это невозможно, ибо человек должен принять веру при жизни… – пояснил Тоётоми. Тория молча смотрел на отца. Тем временем сёгун сообщил: – Сегодня я получил известие из Киото – Главный советник Фусю скончался в своем доме на улице Нидзё и все имущество завещал императорской казне. Насколько мне известно, за пятьдесят лет, что он служил императорскому дому, он скопил огромное богатство.

– Фусю – старый лис. Вы никогда его не любили… – заметил Тория.

– Любить надо женщин и своих детей. Врагов же – ненавидеть или уважать. К советнику я испытывал и то и другое. Он был слишком умен и слишком искушен в интригах.

– Что теперь?

Сёгун сомневался: подходящий ли момент посвятить сына в свои планы? Пожалуй, что да.

– Я считаю, что тебе надо жениться, – решительно произнес Тоётоми. – Ты зрелый мужчина, способный зачать здорового ребенка. Нашему роду нужны наследники, я, увы, не вечен.