Книга Возвращение, страница 154 – Галина Гончарова

Это важно.

Ради этого она и лгала, ради этого овечкой прикидывалась, ради этого глазами хлопала. Фёдору голову морочила…

Только бы успеть.

Только бы не опоздать…

Ветер стукнул в цветные стеклышки, распахнул одно из них.

Устя посмотрела в окно. Поежилась.

На улице медленно падал первый, еще робкий и неуклюжий, реденький и неуверенный в себе снег. Девушка высунула в окно руку, поймала снежинку, лизнула…

Первый снег.

Время заполночь, а я не могу спать.

Не помогает даже правильное дыхание.

Плохая я волхва. Вообще не волхва. Как подумаю, что ЕГО могу увидеть, так дыхание и перехватывает. Совладать с собой не могу.

Помню, как он умирал. Помню последний взгляд, кровь на своих руках, его дыхание помню. Поцелуй наш помню, как минуту назад.

А сейчас все можно изменить.

Он жив!

Никому не отдам! Врагам не отдам, смерти не отдам, собой закрою! Всех убью, ведьмой стану, себя прокляну, душу отдам… не допущу! И только ветер глухо воет за окном…

А есть ведь еще и брат.

В монастыре одна у нас была…

Муж ее к ее сестре захаживать полюбил. Да так полюбил, что ребенка сестрица не от своего мужа родила, а от ходока. Монахиня та по родимому пятну и опознала, что ребенок от ее мужа.

И отомстила страшно.

Подождала какое-то время, а потом к ведьме сходила, яд купила и травить начала.

Обоих.

По чуть-чуть подсыпала, никуда не спешила. И так – несколько лет.

Оба умерли.

Мучительно, долго умирали. А она все детям оставила да и в монастырь подалась, грехи замаливать.

Точно ли муж твоей зазнобы, Илюшенька, не знает о ваших шашнях? А то ведь и от него мог подарочек прилететь?

Ой как мог!

Я посмотрю, пригляжусь.

Не хочу брата лишаться. А ведь я его еще тогда лишилась…

Кто?!

Кто за всем этим стоит? Я ведь даже тогда ни о чем не думала. Царицей была, а за меня все решали. Кукла безвольная, глупая!

Все потеряла, что могла, самую жизнь свою – и ту провела бессмысленно.

Больше я такой ошибки не совершу. А сейчас… надо хотя бы полежать, раз уж спать не получается.

Хоть как…

Завтра будет тяжелый день.

* * *

– Устяша… ну-ка поворотись!

Палаты царские – особое место.

Боярин Алексей лично жену с дочерью отвезти собирался. По этому поводу и шубу боярскую надел, и шапку высокую.

Жена и дочь его обычно в простых сарафанах ходили, разве что полотно получше и потоньше. А так обычная одежда. Поди управься везде на подворье в летнике шитом.

Зато сегодня боярыня лучшие одежды вытащила.

Сама была в рубахе из дорогого заморского зеленого шелка, диковинными птицами расшитой, поверх алый летник надела с золотой нитью, душегрею волчьего меха накинула, на голову кику рогатую, тоже с жемчугом, надела.

Зарукавья, ожерелье, кольца – все при ней. Устя на это смотреласпокойно. Но когда мать начала ее одевать, воспротивилась.

В тереме царском встречают по одежке, пусть ее и видят, как птичку серую, невзрачную. Так что одежду Устя себе сама выбрала. Отец косился неодобрительно, но решил не спорить.

Бабье дело – наряжаться, а вот разбирать их наряды другие бабы будут, не он.

Рубаха простая, белая, летник светло-голубого шелка, голубая же повязка на голову, лента в косу.

На шею – только одно украшение: кулон с дорогой бирюзой персиянской. Этот кулон на рождение Устиньи прабабка дарила.

И ни колец, ни зарукавий – ничего.