Онлайн книга «Возвращение»
|
– Хоть жемчуга бы надела, – ворчала боярыня, влезая в колымагу. – Маменька, так краше царицы мне не одеться. Да и не так наш род богат… – Не надо краше царицы! Но боярышня ты! Не девка сенная! – Царица тебя, матушка, пригласила, не меня. А я так… пусть все так и думают. Взяла боярыня дочку полюбоваться на палаты царские, стоит, робеет в углу. – Ох, Устяша, боязно мне. Царица же! – Так и что с того, маменька? – А о чем с ней говорить? Как себя держать? Устя покопалась в памяти. Всплывало не слишком хорошее и доброе, но кое-что… – Маменька, про то болтали, что царице цветы нравятся. Покойный государь Иван Михайлович для нее целую оранжерею построил и садовников из Франконии и Джермана выписал. И растения она до сих пор собирает. Может, о том вам и поговорить? – Можно. – Государыне вдовой, говорят, все лембергское ми́ло. Ей тот же Истерман мебеля заморские привозил, изразцы иноземные, картины какие-то… ежели что – хвали все лембергское смело, ей понравится. – Похвалю, Устяша. Умничка ты у меня. А больше ничего тебе не ведомо? – Маменька, так когда мне сплетни слушать? Что знала, не потаила. – И на том спасибо, Устяша. – Главное, маменька, не бойся ничего. Царица трусих не любит. Устя поморщилась, вспоминая, как свекровь всегда разговаривала с ней. Свысока. Отдавая указания, ругаясь, требуя, попрекая, наказывая… А Устя стояла и слезы глотала. Стояла и молчала. Стояла и кивала. А если б хоть раз единый в свекровь вцепилась? Заорала, рявкнула, кинула ее на пол? Хоть бы что сделала? Стала б царица Любава ее уважать? Нет ответа… Может, сегодня Устинья его и найдет? Когда она в храме со вдовой царицей говорила, та спокойна была. Не ругалась, не кричала, ногами не топала. А ведь бывало всякое. И в Устинью она один раз тарелкойс дорогим заморским виноградом кинула. Не попала, но противно так было, когда черные ягоды по горнице катились, словно тараканы громадные от государыни вдовой бежали… Не надо о том думать. И вспоминать сейчас о том не надобно. Сейчас Устинье и так тяжко придется. Ой тяжко… * * * Фёдору у крыльца ждать не по чину было, а вот Михайле – в самый раз. Он боярина и встретил, поклонился, улыбнулся – боярин Заболоцкий так и расплылся. – Михайла, поздорову ли? – Благодарствую, боярин. Все благополучно. Дай бог и тебе здоровья, и семье твоей… – Ну, дочь мою, Устинью, ты знаешь. А вот и супруга моя, Евдокия. Боярыня чуть поклонилась, но промолчала. Мужчины беседуют. – А мне царевич поручил вас встретить и сопроводить. Знаю я, боярин, ты в палатах частый гость, а все ж к царице вдовой так просто не пропустят. Боярин Алексей, который в палатах царских бывал раз то ли пять, то ли шесть, приосанился. А то! Конечно, бывал! И все тут знает… Устя смотрела на парадное крыльцо, словно в прошлое проваливалась. Такое же. Совсем такое. Через три года вот этого льва уберут, еще через десять лет перекрасят покои, уберут из них и птиц, и девушек с распущенными косами, и коней, по ветру летящих, и все символы росские. Фёдору захочется все, как в Лемберге, устроить. Водопровод новомодный сделать, стены побелить, позолотить, картины в рамах тяжелых на них повесить… как по Усте, так те картины на заборе бы развесить – ворье отпугивать. Да вот беда – прохожим плохо будет. Такие там пакости изображены были… |