Книга Выбор, страница 171 – Галина Гончарова

Один из мужчин посмотрел ему вслед с сомнением:

– Может, убить стоило?

Другой только головой качнул:

– Ни к чему. Не бери грех на душу.

Насчет греха – это он, конечно, загнул, да к чему нищего убивать? Вреда он не причинит, а ежели слухи какие и пойдут – пусть их.

Мужчины мигом замок с двери сковырнули, дверь отжали, человеку в плаще внутрь спуститься помогли. В склепе огляделись.

Гробы стоят. Покойники лежат.

Имена на крышках вырублены.

Вот боярин Никодим. Боярышня Анна. Два брата его – Петр да Павел.

А вот и боярыня Ирина.

Человек в плаще жест рукой сделал – мол, крышку открывайте.

Молодые люди поднатужились да и сковырнули крышку каменную. Снимали осторожно, старались не разбить. В гроб не глядели, вот и не видели.

А спутник их в плаще и видел, и чувствовал.

Потом уж и они посмотрели.

Лежит в гробу старуха.

Страшная, рыжая, а выглядит ровно живая. Мертвая, да. Только вот не истлела она, а осталась какой была. И лет ей сто, а то и поболее. Страшная – жуть.

Человек в плаще нож взял, рот боярыне разжал. Зубы осмотрел, головой качнул.

Зубы острые, ровно кто их напильником затачивал. Каждый зуб. У человека-то и не будет так, он себе язык такими клыками изранит.

– Упырица.

Агафья, а в плаще именно она была, головой качнула утвердительно:

– Из старших. Не кровососка она, клыков нет.

– Все одно проверить надобно.

Ветка березы над гробом завяла, свеча затрещала, воск почернел…

Вторым крышку гроба сняли у Данилы Захарьина.

Третьим – у боярина Никодима.

У последнего все как до2лжно было: одежда истлела, тело истлело…

А Данила Захарьин лежит, ровно вчера умер, только одежда чуток подпортилась,и старуха лежит себе, платье драное, а сама ровно живая.

Человек в плаще их оглядывал долго, думал о чем-то. Потом одного из парней подозвал, попросил – о чем? Долго ждать не пришлось, парень с молотком прилетел. Человек в плаще из кошеля два кола осиновых достал: один в грудь боярыне Ирине забили, второй – боярину Даниле.

Обоим в рот сухую траву сунули. Но так и не видно, ежели не приглядываться. Одежда пышная, колья небольшие. Да и трава во все стороны не торчит. Там и стебелька хватило бы.

Потом крышки гробов на место опустили, и человек в плаще на каждом гробе воском коловрат нарисовал. Правильный, с восемью лучами.

Только после этого ушли все из усыпальницы.

Никому и невдомек было, что в ту же ночь проснулась от боли в груди вдовая царица Любава.

Проснулась, чуя пустоту и боль. Опасность и страх.

Неужели?..

КТО?!

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Несколько дней я чувствовала себя как муха в меду. Липкое равновесие: и самой не выбраться, и не нарушить мне его, и кто знает, чем оно разрешится? То ли меня вытряхнут, то ли придавят, то ли…

Не знаю.

Но чувствую надвигающуюся грозу. Что-то такое грядет… не знаю, что именно.

Аксинья успокоилась. О чем-то боярыня Раенская с ней поговорила, сестра вернулась и даже извинилась. Не думала она, что Михайла – такой.

Я тоже не думала. В той, черной жизни.

Хотя я о нем и вовсе не думала тогда. Выдали родители Аксинью замуж – и ладно! Любит она мужа? Ну так что же, повезло ей, мне такого счастья и не досталось. А потом все ровно пелена затягивала. Темная, липкая…

Хуже стало, когда мне Добряна весточку передала.

Божедар своих людей отправил, они про Захарьиных порасспросили. И выходило так, что боярин-то Никодим женился на ведьме. Самой настоящей. Она и род его перевела.