Онлайн книга «Выбор»
|
– Время, время… только о том и слышу. – Иди, Федя. Дверь закрылась, только что хлопнула, а Борис задумался, что делать ему. Федя жениться рвется… надо с Устиньей поговорить. И неволить ее не хочется, и время бы им выиграть, и всех вокруг пальца обвести. Только согласится ли она его супругой стать? Согласится ли рядом с ним жить, детей ему рожать – хоть и говорит она, что спину ему прикрывать станет, а все равно страшновато этот разговор начинать. Но лучше сразу определиться, так что Боря себя в руки взял. Сегодня же и поговорит он с Устиньей, будет у них время, как в рощу поедут. * * * Марфа Данилова спала уже, когда что-то ей сквозь сон померещилось. Что-то чужое, страшное… Сон нехороший? Комната темная видится ей, и в центре комнаты в жаровне огонь горит живой, над жаровней той котел на цепях висит, в него прядь черных волос летит. – На плохую весть, на дурную смерть, на черную ночь, красоту прочь… И стоит возле котла того баба страшная, жуткая, и лицо у нее такое… Страшное оно. Старое, сморщенное все, а глаза ровно и вовсе не человеческие, так бы змеиные глаза на лице человеческом смотрелись, страшно, жутко даже… Она ложкой большой зелье мешает, что-то приговаривает, и мечется Марфа во сне, и страшно ей, и жутко… Что-то недоброе надвигается, пальцы сами собой на крестике сомкнулись, да какая уж от него защита? Тут веровать искренне надобно, а она… какая уж у нее вера? В храме Божьем и то с парнями перемигивалась… А жуть надвигается, и что-то темное ползет, и Марфу охватывает, и стонет девушка во сне, старается из черноты вырваться – и проснуться не может. Нет, не может, и закричать сил нет, горло перехватило, и только слезы катятся из уголков крепко сомкнутых глаз, впитываютсяв подушку пуховую. Что-то будет с ней?! * * * Борис хотел поговорить, пока до рощи ехать будут, – не получилось. Ветер шаловливый разыгрался, снег понес, неприятно говорить было, когда снежинки в рот залетают. Боря и рукой махнул. Потом поговорит. Ладно уж, даст он себе поблажку маленькую, подберет подходящий момент. Добряна их на подъезде к роще встретила, как знала о приезде. – Государь! Устя! Устинья с коня спрыгнула, поклонилась: – Поздорову ли, сестрица? – Властью матушки Живы все благополучно. И ты, государь, проходи. Я смотрю, у тебя все намного лучше стало, но я и еще помочь рада буду. Борис и спорить не стал. Затем и ехал. – Добряна, поговорить бы нам. – Слушаю, государь. Замялся Борис, на Устинью взгляд бросил. – Я пока на пригорочке посижу, отдохну. – Устя поняла, что царю узнать что-то надо. Не обиделась она, да и на что тут обижаться? У каждого свои секреты есть, она Борису тоже не все рассказала… Пусть поговорит спокойно. А она отдохнет, посидит… В роще тихо было, спокойно, уютно. Главное – тихо. Очень Устинье этого не хватало. Спокойствия, защищенности, может, даже и стен монастырских. Там она к келье привыкла, к тишине и покою. А тут? Затянуло ее в новую жизнь, закипело вокруг, забурлило, а она ведь не поменялась. И сейчас Устя просто сидела и слушала тишину. Пронзительную. Невероятную. Тишина, казалось, была ощутима, она обволакивала и проникала внутрь, она ласкала и успокаивала. И Устя прикрыла глаза, отдаваясь всей душой этому редкому чувству. Тихо. Безопасно. Можно расслабиться. Это – тоже счастье. |