Онлайн книга «Выбор»
|
Когда Фёдор с Михайлой Устинью в комнату ее несли, Анфиса в щелочку подглядывала, видела, как Фёдор смотрел на Заболоцкую. По-хорошему-то, на баб не смотрят так. Это ж даже не похоть была, как Фиса видела несколько раз, это… одержимость какая-то! Приворот! Точно, оно! А и кому разбираться еще, как не Заболоцкой? Анфиса про нее не слишком многое знала, но слухи доходили. И о прабабке ее, та вроде как травница. Не сама ли Заболоцкая и яд подлила да на Мышкину свалила? Говорят, теперь несчастную в монастырь сошлют, батюшка ее, боярин Фома Мышкин, к государю приходил, в ногах валялся. Вроде как договорился он с боярами о выкупе, но дочь все одно в монастырь придется отдавать. Могла ли Устинья соперницу устранить? Хотя ей-то зачем? Царевич все одно никого, кроме нее, не заметит, не увидит. А, неважно! Анфисе действовать надо, действовать быстро, решительно! Кувшинчик, который ей боярин Раенский передал, вот стоит, дразнит, манит, искушает, шепчет, что и делать-то ничего не надобно. Просто Фёдора к себе заманить да водицы ему подлить заговоренной. И снимется приворот, и Фёдор лишь одну Анфису любить будет. Почему? А почему б и нет? Что она – недостойна? Достойна, конечно! Только действовать надобно, и побыстрее! Чем быстрее, тем лучше! Так что Анфиса Фёдора подстерегла в коридоре. Тот как раз от Устиньи вышел, Михайла за ним, по сторонам царевич не сильно смотрел, торопился. И совершенно случайно на боярышню налетел. Да, и такое бывает… Ахнула Анфиса, на пол сползла, за ногу схватилась. Фёдор глазами сверкнул. А все ж выбора нет,помочь надобно, боярышня, не девка какая, не бросишь ее на полу валяться. – Михайла! – Ох, прости меня, дуру, государь! – Анфиса так запричитала, что Фёдор остановился даже. – Умоляю, царевич, удели мне время! Хоть крохотное? Два слова тебе сказать бы, а там хоть со двора гони! Фёдор вздохнул, Анфису с пола поднял, та мигом грудью прижалась, Фёдор ее хорошо почувствовал, прочувствовал даже. А только – не то! Вот Устя на руках его, и голова откинута, и жилка на горле тоненькая бьется – и вот девка, привалилась, плоть горячая, дышит влажно… и неприятно! Как ручеек звонкий и болото сравнивать – можно разве? И пахнет от них по-разному. От Усти – травами да цветами полевыми, а от этой – мускусом и чем-то еще, томным, жарким… любовь и похоть. Вроде и схоже, а все ж разные это чувства, ощущения разные. И не откажешь ведь, не оттолкнешь, потом матушка с костями съест. – Михайла, ты меня тут подожди. Михайла и спорить не стал. Не верил он, что у Анфисы Утятьевой растопить Фёдора получится, чай, не первый случай. Но что б ни случилось… Усте втрое расскажут. Михайле только выгодно будет. Опустился прямо на пол, спиной к стене прислонился. Анфиса на него взгляд недовольный кинула, но Михайле то было как медведю семечки. Посмотрели ж, не поленом огрели! Фёдор боярышню в горницу кое-как затащил, на лавку опустил. – Что тебе, боярышня, надобно? – Прости меня, царевич, а только не могу я молчать больше. Люблю я тебя! Люблю!!! Фёдор как сидел, так у него челюсть и отвисла; Анфиса же времени зря не теряла, убедительно врала, душу в каждое слово вкладывала. Рассказывала, как впервые Феденьку увидела драгоценного, как сердечко захолонуло, ножки резвые подкосились… так и упала б к нему в объятия жаркие, целовала-ласкала, обнимала – никуда не отпускала… |