Книга Проклятие прабабки. Книга 1, страница 60 – Анна Чернышева

Полотенца, комплекты постельного белья. Всё новое, советское, с пожелтевшими бирками и напечатанной ценой. Чуть ниже лежали толстостенные стеклянные рюмки, набор мельхиоровых вилок и ложек, ножей, чайных ложечек. Смахивает на приданое середины прошлого века. Отрезы ткани были переложены полотняными мешочками, в которых была зашита какая-то трава. Наверное, для запаха или защиты от насекомых.

Что я искала? Какие ответы на какие вопросы? Здесь лежало добро, которое кто-то собирал на долгую и счастливую жизнь. Томино приданое? Или её матери? Кстати, а как звали Томину мать? Она умерла давно, я никогда и не спрашивала у тётки про неё.

Продолжая механически перебирать содержимое сундука, я в одном из мешочков с травой нащупала что-то твёрдое. Сердце забилось быстрее, я разорвала его по шву и на руку высыпалась душистая труха, а вместес ней медальон на цепочке и золотое кольцо. Медальон был пуст, но на его крышке и на цепочке стояло клеймо — голова девушки в кокошнике и цифра 56. Золотое кольцо было обручальным — гладкое, тяжёлое, без узоров и камней, на обороте оно содержало гравировку: «В. от А. с любовью. 1917».

То, что медальон и кольцо были старинные, не оставляло никаких сомнений. Я зажала их в руке и почувствовала, как металл нагревается о моей кожи. Наскоро сложив всё содержимое сундука обратно, я захлопнула крышку и огляделась в поисках ещё чего-то интересного. В глубине чердака стоял комод, и мне захотелось в нём порыться. Среди стопок постельных комплектов (зачем их хранить столько лет? И зачем так много?) я увидела несколько ярких цветастых платков. Я не люблю такие, они мне не идут. С моей северорусской внешностью контрастные чёрно-красно-зелёные цвета не сочетаются. Мою красоту подчеркивают нежные пастельные и природные оттенки. Поэтому мой взгляд привлёк бежево-зеленоватый платок, который был слишком блёклым среди стопки цыганского безумия. Я вытащила его на свет, расправила и решила тоже забрать. Потом, когда Тома вернётся, я расскажу ей о своих находках. А пока позаимствую, чтобы покрасоваться. Хотелось прикоснуться к корням: закутавшись в крестьянский платок, пить чай на ступенях крыльца и слушать, как поют в деревне петухи.

Я спустилась вниз, поставила чайник на плиту и, пока он закипал, любовалась на закат, который был не виден из моего окна, но окрашивал деревья, траву, забор в ярко-оранжевый тёплый свет. Налив в кружку чай из Томиных запасов — со смородиной и мятой — я вышла на крыльцо, накинув на плечи зелёный платок. Медальон и кольцо оставила на столе, пообещав себе изучить их позже.

Я сидела на крыльце и блаженство разливалось по моему телу. Такого покоя никогда не испытывала в городе, среди людей и шума. Не хватало только одного — любимого человека рядом, который обнимет, положит твою голову к себе на плечо и будет провожать с тобой закат.

Так нестерпимо захотелось поговорить, что я набрала Ромин номер — чего никогда не делала раньше в вечернее время — и он тут же взял трубку:

— Привет, — произнесла я и замолчала.

— Привет, — дружелюбно произнёс он.

— Я соскучилась, — пробормотала я.

— Я тоже, — сказал он и умолк. Я слушала тишину в трубкеи представляла, чем он может быть сейчас занят.

— Я в Васильевке, одна в доме. Мне страшно и хочется, чтобы ты был рядом, — нежным голосом произнесла я, вкладывая в него всю свою тоску и любовь. Но так и не закончила рвавшееся с губ предложение.