Книга Проклятие прабабки. Книга 1, страница 57 – Анна Чернышева

Чтобы найти метрическую книгу, нужно знать церковь, в которой крестили Варвару. Хотя, чего я в неё вцепилась? Теперь я могу искать еще Феодору и её мужа Александра,а они родились задолго 1900 года. В Васильевке была церковь, но как давно она существовала, я не знала.

Интересно, были ли Феодора с Варварой православными? Может быть, они лютеране или вообще католики? У меня взрывалась голова. Срочно требовалось передохнуть и собраться с мыслями. Опираться на факты, а не на домыслы.

А ещё во мне назрела необходимость обшарить Томин дом. С детства я боялась входить на чердак, где пылилось барахло, стаскиваемое туда годами. Там были старые детские кроватки, колченогие стулья, ворохи изношенного постельного белья. Тома ничего не выкидывала, боясь, что настанут трудные времена и нам всё это добро ещё пригодится. Что я там надеялась найти? Не удивлюсь, если обнаружу и фотографии, и документы, и даже клад времён Петра Первого. Я хохотнула про себя и выключила запыхтевший чайник. Пора поужинать и составить план действий на завтра.

Очень кстати, что здесь нет ни Томы, ни Димы. Я спокойно заберусь на чердак и проведу там хоть весь день. А ещё схожу на пляж, искупаюсь и позагораю. В конце концов, я уже почти пропустила целый месяц лета! Возьму с собой еду, воду и устрою самый настоящий пикник. Я так давно не была наедине с самой собой, что очень радовалась тишине и одиночеству.

Поужинав захваченном в супермаркете бургером (Таня, опять сухомятка! — прозвучал в голове мамин голос), запив его некрепким чаем, я погасила свет и улеглась спать, чтобы завтра проснуться пораньше. Летние сумерки уже истаяли, на деревню опустилась ночь.

Едва закрыв глаза, я провалилась в сон. Почувствовав, как закололо ноги, я посмотрела на них и поняла, что стою босиком на сырой траве. Вокруг стелется туман, передо мной — крыльцо большого деревянного дома, затянутого паутиной. И я точно знаю, что мне надо войти, потому что меня там ждут.

Дом смотрел на меня провалами разбитых окон, кое-где ощериваясь осколками стекла. Он был угрюм и мрачен, и он ждал меня. Звал. «Заходи», — слышалось мне в шелесте разросшихся кустов в палисаднике. «Мы ждём», — шептали ступени. И я ступила на первую из них. Дверь, покрытая зазубринами и следами от пуль, тихо отворилась и на меня пахнуло пылью времён.

Я зашла в коридор и поняла, что знаю это место. Деревянные половицы длинного коридора вели вглубь, но я заглянула в первую же распахнутую дверь. Это была большая зала, посреди которой стоял накрытый стол. На круглой деревянной столешнице лежала когда-то белая скатерть, свисая краями по бокам. Скатерть прижимали тяжелые фарфоровые тарелки, массивные серебряные ложки, вилки и ножи. Стояли подсвечники. Где-то в центре стола под слоем пыли тускло светился самовар. В окна лился серый сумеречный свет, освещая этот накрытый стол и тарелки, которые так и не успели наполниться едой.

Стулья были обиты мягким бархатом, цвет которого я не могла разобрать из-за пыли. Они были выдвинуты кое-как, некоторые валялись на полу. Было полное ощущение, что гости вдруг резко повскакивали из-за стола, опрокинув кто кубок, кто вилку. Тут же на полу валялся полуистлевший перьевой веер.

Со стен на меня смотрели лица, покрытые паутиной и липкой серой пылью. Над столом висела люстра с истлевшими свечами. Это был пир, прерванный на самом интересном месте.