Книга Мятежник, страница 60 – Вита Марли

— Да, пожалуй, с этой вещью мне будет гораздо проще.

Юноша взял флакон, медленно покрутил, вглядываясь в пляшущие отблески. Ядовито-рыжая субстанция внутри выглядела неестественно. Как будто флуоресцентный свет превратили в жидкость и поместили в этот маленький пузырёк.

Наблюдая за сыном, Эолис вздохнул. Он понимал, что грядущая миссия — верная смерть, но ничего поделать не мог. Если он отправит на задание сыновей других мятежников, а своего оставит в тепле и безопасности, это спровоцирует протест. Восстание. Внутренний раздрай.

Бунт Эолис позволить себе не мог.

Дроу встал со скамьи, отряхнул с колен невидимые пылинки. Пора было отправляться на совет. Эвакуация города требовала тщательной подготовки и координации, сбора припасов, лекарств, тёплых одежд и одеял,переправки детей, раненых и тех, кто не держал оружия. Эльф положил руку на плечо сына, крепко сжал. В этот жест он вложил всю свою любовь, тревогу, сомнения, невысказанные слова.

— Позволь мне хотя бы остаться в ночь Полнолуния? — вздохнув, попросил Илай. — Я клянусь, что сразу после торжества, без единого возражения, покину это место и отправлюсь в Одиннадцатый.

Через несколько дней начинался религиозный праздник — Ночь Богини Полнолуния. Этой ночью мятежники позволяли себе отдых, поздний отбой, задушевные разговоры и песни под звуки старой лютни.

— Добро, — кивнул отец. — Только обещай не свернуть себе шею во время ледяных катаний. И поднимайся. Мы идём на совет.

Тишина бывает разной.

Грозной и густой после ссоры. Звонкой и сводящей с ума перед неизвестностью. Нежной и мягкой в ночь, когда выпал первый снег. Ласковой, как шелест юбок матери, тихо ускользающей из детской после чтения сказки.

Терпкой и ноющей после страстной ночи. Терпкой от воспоминаний, воспламеняющих кровь, и ноющей — от жгучего желания вернуться в объятия любимого.

Эолис едва вышел за дверь, а я уже начала скучать по нему.

Его тишина была особенной, наполненной его присутствием. Она обволакивала меня, как тонкий пуховый шарф, напоминая о каждом прикосновении, каждом взгляде, каждом шепоте. Она была со мной везде. В запахе пергамента на столе, в чуть приоткрытом сундуке с дорожными вещами, в плаще, небрежно брошенном на спинку стула, в смятом куске войлока, которым он укрывался по ночам.

Я подошла к зеркалу — зеркалом у Эолиса служил отполированный медный диск — и удивилась сама себе. Никогда раньше я не была такой красивой.

Взлохмаченные волосы падали небрежным каскадом, глаза горели озорным огнем, на губах застыла полуулыбка, та самая, которую Эолис любил дразнить поцелуями. Я видела в отражении женщину, познавшую любовь и принявшую ее дары без остатка. Небрежная, немного сонная, чуть взъерошенная в рубашке, наскоро наброшенной на голое тело, я была в лучшем своём обличии.

Какое невероятное блаженство — забыть о сложной причёске и неудобном платье. Наряжаться по случаю, сбрасывать оковы, выкованные из серебристых пуговиц. Босоногая, простоволосая, полуобнажённая я чувствовала себя близкой к божественному пьедесталу.

Деревянный гребень лёг в ладонь и медленно заскользил по волосам. Медь в зеркале отражала свет магического кристалла, играя бликами на коже. Волосы послушно укладывались аккуратными локонами и я заплела их в простую косу.