Книга Мятежник, страница 57 – Вита Марли

Единственным, кого дроу прижимал к себе в часы сна, был его собственный отпрыск. Пока тот не достиг возраста отказа от тёплых отцовских объятий. И настало это время довольно быстро, поскольку Илай с малых лет стремился к «взрослости».

Окончательно просыпаясь, Гвилисс невольно пошевелилась и повернулась лицом аккурат к губам командира.

— Спи, моя королева, — мурлыкнул Эолис. — Ещё слишком рано. Я принесу тебе завтрак, а затем отправлюсь на совет. У нас остались нерешённые вопросы и решать их нужно немедля.

— Илай, — шепнула ему любимая. — Встреться с ним. Он хотел поприветствовать тебя, едва узнал, что ты вернулся. Но я с такой прытью припустила домой бегом, что твой сын остался не у дел. Прости. Это было своекорыстно с моей стороны.

Эолис с досадой прикрыл глаза. Впервые на своей памяти он так увлёкся, что позабыл про собственного сына.

— Какое, однако, попустительство, — улыбнувшись, эльф взял Гвилисс за рукуи поцеловал костяшки пальцев. — Конечно, я должен сперва увидеть его, но постой… — едва слова любимой окончательно достигли его понимания, дроу нахмурился. — Когда ты успела завести знакомство с Илаем? Безусловно, ты могла видеть его, но твои занятия никак с ним не связаны.

Лицо Гвилисс стало серьёзным. Улыбка исчезла вместе с тенью кокетства.

— Он попросил научить его ливенорской хореографии. Вместе с друзьями он готовит какой-то танец. Я не спрашивала зачем, потому что знаю, что всё происходящее здесь — не моё дело. И всё же, не смогла ему отказать.

Эолис ощутил укол ревности, абсурдной и неуместной в его возрасте и положении. Ревность к сыну, который просил его женщину о танце. Глупо. А ещё — противоречиво.

— Зачем? — прозвучало с ноткой злости.

Эльфийка не знала о планах мятежников и сделала то, чего Эолис в глубине души не хотел больше всего на свете — приблизила к успеху его сына.

— Я почувствовала себя обязанной, — её слова звучали как оправдание. — Меня учат магии, со мной говорили как с равной. Это странно, ведь я — женщина, а их вы не очень жалуете…

Эолис прервал её речь, приложив палец к губам.

— Запомни, мы не питаем ненависти. Это неправда. Всем, кто так или иначе попадает в лагерь, мы объясняем это. Сила женщин проистекает из их способности дарить жизнь. Отрицать это могут только глупцы и невежды. Что касается ваших ливенорских фуэте… — дроу потёр глаза. — Запретить не могу, хотя хочется.

Гвилисс повернулась на бок, подпёрла голову рукой и взглянула на эльфа с тенью озорного упрёка.

— Королеве и запретить?

Эолис рассмеялся низким грудным рокотом.

— Королеве можно всё… — склонился к ней, коснувшись губами её виска. — Просить, намекать, соблазнять, требовать. Любой каприз, моя Гвилисс, и я у твоих ног, но…

— Но?

— …только здесь. В этой комнате. Едва ты переступишь порог нашего, — заметь, я сказал нашего, — жилища, ты словно по волшебству превратишься в гостью мятежного лагеря, а я из покорного слуги обернусь твоим командиром.

Эльфийка прикусила губу. Улыбка на её лице стала вежливой. Учтивой. Так улыбались те, кто хотел скрыть своё разочарование.

— Понимаю, — всё, что ответила она.

Эльф вздохнул. Эта грань, эта черта, которую он установил между их мирами, была хрупкой, как тонкая корочка льда. Сломатьеё — раз плюнуть и от невинного вопроса Гвилисс уже послышался хруст. Дроу ощущал это по изменившемуся взгляду, по тонким, едва уловимым ноткам вызова в её голосе.