Книга Подводная конкиста, страница 56 – Вита Марли

— Тиен, но… — нахмурилась русалочка, — твой Амиго — попугай. Птица! Как он может нам помочь?

В ответ на это испанец демонстративно почесал чубатую попугаячью макушку и Амиго, довольно курлыкнув, легонько куснул хозяина за палец. Странно было наблюдать, как дикая птица в руках моряка становилась ручной и покладистой.

— Не думай обо мне, как о безумце, принцесса, — Эстебан выудил откуда-то кусок подсохшей маисовой лепёшки и угостил пернатого питомца. — Амиго — умный парень. Всю неделю у меня было так много работы, что я не мог денно и нощно наблюдать за вашим историком. Лишь возвращался во флигель и проваливался в сон. Однажды я сказал Амиго, чтобы он разбудил меня, как только господин Чак погасит свет в своём кабинете. На успех я вообще-то не надеялся, но знаешь что? Он выполнил моё поручение. Каждый вечер он будил меня аккурат в тот час, когда хранитель писаний покидал свой кабинет. Это звучит странно, знаю, но я подумал: Амиго мог бы помочь нам. Предупредить в случаеопасности. Никто не обратит внимания на горластую птицу, а нам с тобой его сигнал подарит фору.

— Ами-и-иго, — в подтверждение каркнул пернатый модник, — хор-р-роший.

К компании попугая Иш-Чель отнеслась с недоверием, но спорить не стала. Она уже придумала оправдание чужеземцу на случай неудачи.

— Давай, Амиго, свою задачу знаешь. — Альтамирано выпустил птицу из флигеля, а затем накинул тряпицу на масляный фонарь и кивнул тланчане на выход. — А мы с тобой выдвигаемся. Пора.

Господин Чак так сильно любил плитку да мозаику, что двум ночным авантюристам пришлось ступать по коридорам поместья босыми ногами. Кулуаканские сандалии кактли не годились для лёгкого шага, зато топот часовых и мелкое шарканье слуг отдавались эхом в ночной тишине с далёкого расстояния. Несколько раз Эстебан и Иш-Чель прятались в тёмной каморке прачечной, чтобы не попасться страже, столько же ускользали от жителей поместья в лабиринте коридоров.

Дверь в архив не охранялась. На месте замка — шестипёрый ключ.

— И как же мы откроем? — шепнула Иш-Чель. — Ключа то у нас нет.

— Как нет? — усмехнулся чужеземец. — А Амиго нам на что?

В узком оконце коридора — таком, что не пролезет ни один тланчанин, — показалась попугаячья морда. Амиго с видом снисходительным держал в когтистых лапах латунный диск с шестью лепестками, на каждом из которых Иш-Чель разглядела символы.

— Но… как? — русалочка округлила глаза.

— Историк держит ключ в своих покоях, аккурат на сундуке у кровати, — Эстебан угостил питомца очередной порцией маисового пайка. — Дверь в спальню господина Чака заперта, а вот окно он всегда оставляет открытым. Ненавидит духоту.

— И попугай понял, что нужно делать? Сам? Невероятно! — восхитилась тланчана. — Ты умный мальчик, Амиго. И очень. Очень хороший.

На похвалу пернатый внимания не обратил. Уселся на пустой держатель для факела и, подобно молчаливому часовому, показал готовность стоять на своём попугаячьем посту.

Эстебан поднял фонарь к замку, приладил ключ к выемке лепесток к лепестку, а затем показал Иш-Чель.

— Нужно довернуть до этой риски. Я не знаю, что будет, если мы повернём неверно, но, думаю, попытка у нас всего одна. Прочти, что здесь написано?

Сверху над замком значился текст. Несколько коротких глифов.

— Последний император. — перевеларусалочка на язык чужеземца. — Но это же легкотня! Нашему тлатоани больше двухсот лет. Ни один тланчанин не живёт так долго. Он наш единственный император. Первый и последний. Вот, смотри, — Иш-Чель указала на один из лепестков ключа, — Здесь есть его имя — Атоятль!