Книга Эта башня во мне, страница 47 – Надежда Ожигина

Я никогда еще так не играла, не выкладывалась в соло целиком, безоглядно, будто выступала в последний раз перед отправкой на казнь. Моя скрипка собрала воедино квартет, и нас даже вызывали на бис, так клево получилось в итоге.

Я ощущала, что рождаюсь заново, дышу, осязаю мир, фениксом восставая из пепла.

Обухов, милый кромешник, ты прав! Жизнь без лярвы полнее и ярче. Но как решиться на разрыв, не подскажешь?

Есть такой вид азартной игры, где ставка – не деньги, не драгоценности. Мы кидаем на кон кусочки души, ошметки сердца, огрызки любви. Так хотим выиграть хоть немного тепла, что готовы рисковать снова и снова. Но получаем лишь холод предательства. И проигрываемся под чистую.

Какой жалкий, но неизбежный итог!

Я не слушала поздравления дирижера и подколки товарищей по квартету. Не повелась на бутылку шампанского и виноград с ананасами. Собралась в рекордные сроки: скинула платье и туфли, влезла в потертые джинсы. Футляр за спину, шоппер на плечо. Наушники на шею, смартфон в карман. Только музыку в дорогу включать не стала, нет в богатом плейлисте смартфона песен под мое настроение.

У служебного входа меня ждала Ленка. Милая храбрая девочка, с которой в детстве ив огонь, и в воду, и лупить мальчишек в мужской раздевалке после подножки на физкультуре, и добывать журнал из учительской, чтобы подчистить двойку.

Подруга, сестра, родная душа. Мерзкая жадная лярва!

Я не знала, о чем говорить с Элен, как смотреть ей в глаза. Трижды пыталась снять амулет, но он приклеился к шее и прорастал в меня где-то под горлом. Для начала пусть забирает подарок, на фиг такая удача!

Значит, пыталась меня спасти? Если гостиница «Ленинградская» подчиняется только тебе, а Кондашов в отеле не властен, то и девушки в униформе с полотенцами наизготовку были твоей импровизацией. Захотела меня повязать и подороже продать Кондашову? А тут из номера вышел Григ и внес коррективы в продуманный план. Григ умеет быть максимально эффектным! Прирожденный переговорщик с убойными аргументами.

Я вылетела на задворки театра «Фиона», в котором выступал квартет.

Удивилась царящей вокруг темноте, безлюдию и беззвучию.

Маленький садик за ажурной оградой, неподалеку шумная улица. Еще не так поздно, подумаешь, девять, должны быть сумерки и движуха!

Но вокруг давила запредельной тишью мрачная безлунная ночь.

Она сковала меня, обхватила за шею, затянулась удавкой на горле.

Я пыталась хрипеть:

– Ленка, ты где? – но вышло так глухо и стремно, что я сама испугалась.

Глубокая тьма спутала ноги, остановила дыхание. Я в ней увязла, как в тоскливом болоте, без возможности вырваться на свободу. Черные нити протянулись ко мне, обмотали коконом, удержали. Как будто я купила билет и заняла законное место. Козырное место в первом ряду, самое дорогое в театре.

Потом темноту взорвал свет. Такой яркий, что заслезились глаза, а когда удалось проморгаться, я увидела летнюю сцену в саду, и в круге прожектора под навесом – Элен в разорванном платье. Подруга лежала на деревянном настиле, разрисованном алыми знаками. Пахло кровью и потом, воздух полнился криком, прорвавшим заслон тишины.

Над телом Ленки нависла тварь, вобравшая в себя боль и ужас внезапной безлунной ночи. Тварь вскинула руку с кривыми пальцами и длинными, как ножи, когтями. Ударила в грудь Элен, пробивая кожу и ребра. Стиснула полумертвое сердце. Безжалостно вырвала прочь из груди.