Книга Эта башня во мне, страница 106 – Надежда Ожигина

Я сличил рисунки – и верно. Одна маска хмурилась вместо улыбки, а вторая высунула язык. Я открыл чистый лист и сделал новый набросок, пошел вокруг дома, сверяя личины. На этот раз сторож запрыгал со мной, отчаянно скрипя костылем.

– Это особенность здешняя, – пояснял, страдая отдышкой. – Морды нечистые каменные выражения вдруг меняют. Какая улыбнется, где не просили, какая брови сурово сведет. Про то и в восемнадцатом веке писали, дамы, значит, в дневниках ужасались, требуя валерьяновых капель. Даже в газетах новость была. О Брюсе много небылиц сочиняли, но и правдой чудной не брезговали, иногда попадали в самую точку.

– О чем, например? – я рисовал, меняя морду у пятой маски.

– О том, что летом пруд заморозил, чтобы гости могли на коньках кататься. Или про девку железную, что прислуживала за обедом. А еще прилетал к кудеснику Брюсу огнедышащий змей-дракон, и Брюс на нем катался в ночи.

– Что из этого правда, старик?

– Кто знает, – философски вздохнул смотритель. – Аспид был, в том поручусь. Брюс сдружился с одним китайцем, вместе чары творили. Тот и оборачивался драконом, чтоб по грешной земле не ходить, а по скорому из Москвы добираться. На Востоке водятся твари, что пламенем адским плюются, там у них и водные есть драконы, и земные, всякие виды. А у нас что? Один Змей-Горыныч, и то сказочный элемент.

Только тут я заметил, что разговор от вполне осязаемых подземелий свернул на тропинку легенд и догадок. Вон, болтун уже вещает о яо, о китайских оборотнях-обольстителях. А на улице заметно стемнело.

– Правда ли, товарищ начальник, что отрыли тело фельдмаршала? Светлым днем, не дождавшись полуночи? Страху в вас нет, капитан кромешный. Разве можно колдовские-то косточки так запросто под солнцем сушить? Недоброе случится со стольной Москвой. Есть пророчество, самим чаротворцем в Брюсов календарь занесенное. Если вынуть из тьмы его тело, придет холод и глад, и страшный мор, и прилетит обратно дракон, чтобы забрать свое!

– Где здесь можно заночевать? – пришлось осадить словоблуда, пока не приплел казни египетские.

– Собираетесь на постой? – поперхнулся рассказом смотритель. – Товарищ начальник, да как же! Лучше вернуться в поселок и поискать комнатенку какую…

– Я останусь в усадьбе. И мне плевать, если ты против, испод. Обеспечь едой и питьем. И матрас притащи с одеялом! Это приказ, выполняй.

Когда сторож скрылся, я вошел в дом, с опаской косясь на стены. Был бы у меня магомер, он бы зашкаливал от избытка сырца. Бесхозные потоки вихрились над полом, свивались в тонкие смерчи силы. То тут, то там прорывались искры. Сторож прав, безопаснее вернуться в поселок, но с другой стороны, как добраться до истины, не рискнув головой и погонами?

В переплетении магических волн мне чудилась та девушка из слободы, незнакомка из Михаэлькирхе. Сердце билось так громко, что оглушало, губы растягивались в улыбке и с непривычки трескались. Я лет двадцать не улыбался, сам был, как статуя в зеленом пруду. Зарос водорослями обиды и гнева. Но Софи Вознесенская оживила меня одним-единственным прикосновением.

Я добьюсь, я все получу. Девушку, архивы, повышение в КИКе. Чувствую покровительство Брюса, чьи останки извлек из могилы, чей шифр готов разгадать. Я смету все препятствия на пути и урву кусок законного счастья…