Книга Эта башня во мне, страница 104 – Надежда Ожигина

– Ну так как же! – закивал, заскакал вокруг, подобострастно лыбясь. – После смерти потомков Якушки много хозяев здесь побывало, да не все были шотландцу по сердцу.

Я развернулся к старику и ударил, магией, не рукой. Чтобы помнил пес свое место! Кто тут «Якушка» тебе, бес паршивый!

– Не гневайтесь, кромешный начальник, – залебезил старик, кое-как поднимаясь с земли. – Многие письма царю подписаны: твой, мол, холоп Якушко Брюс.

– А ты, стерва, к царю себя приравнял? Пред Петром все холопами были.

– Так таперича революция, нету царей, а холопы высоко.

Надо же, идейный испод. Ну-с, что еще расскажешь?

Он вел меня в дом по разбитой дорожке, заросшей бурьяном и лебедой, показывал усадьбу и лицедействовал, пытаясь бездарнейшей пантомимой показать, как здесь было красиво. Я терпел, поскольку при этом шельмец рассказывал преинтересные байки.

– …Доченьки умерли во младенчестве, и прямая веточка Брюса засохла. Племянник унаследовал, опосля его сын, тоже Яковом нареченный. Ну а как помер и этот, усадьбу признали выморочной, оставшейся без хозяина, значит, да выставили на торги. Забрали землицу купцы Усачевы, сначала отец, после сын. Этот построил бумажную фабрику, производство наладил да занемог. Дело в убыток пошло. Смекнул, что землица ему не рада, и что прежний хозяин, чаротворный барин, сживает его со свету. Продал усадьбу почти за бесценок. Купили Алексеевы, прядильню наладили, но тоже смекалистые оказались, сбагрили дом купчихе Колесовой. Вот вы про статую в пруду спросили, так ейный это приказ. Стыдоба и позорище, значит, когда мраморные мужики и бабы в непотребном неглиже по парку расставлены. Всех античных богов и героев собрала и в пруду утопила. Да только с тех самых пор не было ей покоя. Стал являться Глафире призрак Якова Брюса! Баба спать перестала, чуть от страха не тронулась, ну и драпанула, только юбки мелькали. Дом достался торговцу Лопатину. Этот купец все по хлопку работал, превратил усадьбу в хлопковый склад, а утопленные статуи велел разбить, чтоб осколками укрепить плотину. Лопатин тоже не задержался. Не стерпел фельдмаршал покойный, что в усадьбе мешки с хлопком пылятся. Ударила молния прямо в дом, все и вспыхнуло в единый момент. Сам Лопатин тушил пожар да едва сгорел, в адском пламени том призрак Якова Брюса узрев. После этого дом возродил, даже башенку с часами не позабыл, задобрить пытался, но Брюс не простил: через пару лет новая молния, и уже сгорела вся фабрика. Так-то!

– А последний хозяин?

– Малинин, что ли? А какие к нему предъявы, начальник? Этот и пожить не успел, забрали усадьбу большевики. Мудреное слово такое: национализированный объект.

Мы как раз подошли к самому дому, и я застыл, изучая руины.

Я не фанат архитектуры, не любитель пережитков седой старины. Но все-таки дом фельдмаршала – святыня любого кромешника. Тем более досадно увидеть, как этот дом приходит в негодность. Стекла побиты, штукатурка осыпалась, кирпич и камень крошатся. Часть окон заколочена намертво, колонны на крытом балконе потрескались.

Но в руинах петровских времен ощущалась колоссальная сила. Эти камни и земля впитали столько волшбы, столько сырой бесконтрольной магии, что до сих пор искрило. Немудрено, что купцы и торговцы видели призрак Брюса, хотя его нетленное тело было захоронено под Михаэлькирхе. Слишком много души Брюс вложил в усадьбу, так любил каждый камень и дерево, что не смог отсюда уйти. Подобные проявления в собственном «Пополняемом своде необычных творений и тварей» называл прародитель кромешников «духами места» или «край-модусом», то есть высшим состоянием магии, скопившимся в определенной местности и сформировавшимся в божественный призрак. Если же подойти к вопросу с позиций греческой мифологии, то так мы получали местечковых богов: рек, озер, полей и лесов. Или наших водяных, леших, болотников. Есть еще такая вещь, как намоленность, в случае чудотворных икон, шаманских кругов или древних капищ. Ну а в Глинках проявился усадебный бог, грозный и беспощадный. Если, конечно, старик не врет.