Книга Эта башня во мне, страница 108 – Надежда Ожигина

– И долго ты так протянешь? – насмешливо крикнул я, перекрывая проход в подземелье. – Велик ли запас безделушек, впечатляющих наивных девиц?

Я подначивал, амулеты сильны, но мне нужно его разозлить, вызвать на разговор, а то и на бой в полную силу.

Вор не ответил, но оценил: в подземном склепе погас фонарь, погружая все в темноту. Пока я зажигал собственный свет, рассылая во все стороны колкие искры, незнакомец куда-то пропал, лишь в глубине тайного хода раздался торопливый перестук шагов. Убегает, сволочь! Вместе с ларцом!

Я поставил маячок на проход и устремился в погоню.

Ужасающий, провальный день! Ходы разветвлялись и путались, шаги раздавались то тут, то там, метались по всему подземелью. Лишь когда сработал маячок на входе, я осознал, что гоняюсь за призраком. А вор уходит вместе с добычей!

Все же пару листов он обронил, когда прорывался в запечную щель. Я подхватил бумаги, и тут же в руку вцепилась змея, вливая яд в венозную жилу. Меня скорчило от боли, скрутило, согнуло, я свернул шею проклятой гадине, растекшейся вдруг чернильной лужей. Наскоро стянул запястье ремнем. Правая рука, боевая, распухла так, что трескалась кожа. Движения замедлились, голова закружилась.

Во дворе уже стемнело, но взошла луна. Ночное солнце горело так ярко, словно кто-то зажег фонарь, чтобы лучше разглядеть земной балаган. Вор уходил от погони, улетал, почти не касаясь земли. Снова след Азии, среди ихних техник есть особенный бег под названьем цингун.

Кто-то кинулся мне под ноги, хватая листы, норовя порвать в клочья. Смотритель вцепился, и мы покатились. В борьбе я достал револьвер и выстрелил. Бесполезный испод, бессильный, без единой капли магии в жилах! Но пожертвовал собой, прикрывая вора. Это тоже зацепка.

Я все еще гнался на слабых ногах, все надеялся перехватить ларец, когда из пруда вырвались статуи, бело-зеленые, страшные, сбили с ног, оглушили, потащили на дно. Я орал и тратил последние силы, разбивая бездушный мрамор, поднятый магией вора.

Кажется, там, вдалеке, я увидел фары автомобиля. Женский силуэт за рулем. Голоса и обрывки фраз…

…Удалось?..

…Вот ларец. Возвращаюсь! Нужно добить кромешника…

…Я прошу тебя: сядь в машину. Не нужно никого убивать…

…Милосердие – путь к провалу. Оно по карману сильнейшим, а нам грех его проявлять. Ну, изволь, предреки: чем заплатим в грядущем?..

Потом фары мигнули, машина уехала. Я остался на берегу, заваленный обломками статуй. Ко мне бежал народ из приюта, мальчишки свистели от восторга и ужаса.

А я накрепко вбил в память фразу: милосердие – путь к провалу.

Удивительно, но и в бумагах, выданных мне Марго, была докладная об эпичной битве, написанная рукой Самойлова. Не такая романтичная, правда, и без излишнего драматизма. Сухой язык казенной записки.

В ней говорилось, что в усадьбе Глинки при попытке осмотреть поместье Самойлов подвергся нападению сторожа и неведомого сообщника. Сторож убит, сообщник сбежал.

В ходе обыска главного дома усадьбы обнаружены документы особой исторической ценности. А именно: заметки Якова Брюса с приложенным планом перестройки Москвы. План составлен с учетом скопления магических меридианов, а также рекомендаций, данных лично Кристофером Реном, ныне покойным архитектором из Англии. Вторым же документом было письмо, написанное графу Брюсу собственноручно Петром Великим. Оба артефакта отправлены в лаборатории КИК для восстановления и анализа и требуют усиленной охраны.