Книга Вдовствующая герцогиня замка Оргарон, страница 77 – Надежда Соколова

– Чему обязана вашим появлением, нисс Витор? – тщательно изображая радушную хозяйку, поинтересовалась я, осторожно пригубив горячий чай из тончайшего фарфора с позолоченным ободком. Аромат бергамота и легкой ванили обволакивал мои рецепторы, но не мог заглушить внутреннего напряжения. Да, впрочем, и не нужно было. С такими гостями, как Витор, всегда следовало держаться настороже. – Признаюсь, не ожидала вас увидеть здесь, в моей глуши. Особенно накануне Оттирка.

Витор изящным движением отломил кусочек рассыпчатого миндального печенья, крошки аккуратно упали на серебряное блюдце. Его пальцы, ухоженные и бледные, на мгновение задержались в воздухе, прежде чем он отправил лакомство в рот.

– Вы – поистине храбрая женщина, нисса Ариса, – произнес он, тщательно пережевывая, – если не боитесь жить здесь в полном одиночестве, да еще и в канун Оттирка. – Его карие глаза блеснули любопытством, когда он наклонился вперед. – В столице поговаривают, что в ваших краях духи и всякая нечисть в такие дни особенно злобны и коварны. Даже опытные охотники предпочитают не выходить за порог и заранее обвешиваются амулетами.

Витор с намеком обвел глазами комнату, в которой не имелось ни единого защитного амулета.

Я почувствовала, как по моей спине пробежали холодные иголочки, но лишь пожала плечами, делая вид, что его слова нисколечко меня не задели.

– Я не верю в злобу нечисти, – ответила я, намеренно медленно помешивая ложечкой сахар в чашке. Звон серебра о фарфор звучал отчетливо в тишине гостиной. – Мне кажется, что опасаться следует исключительно людей, независимо от того, называют ли их добрыми или злыми. – Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. – Что же касается моей храбрости… Тишина местных садов и шепот полей мне куда милее, чем вечный гомон столичных улиц.

Витор неожиданно хмыкнул, и в уголках его губ появилась едва заметная усмешка.

– Мудрое замечание, – произнес он, откинувшись на спинку кресла. – Не думал, что в этих краях кто-то еще мыслит подобными категориями.

"Тем более – женщины", – ясно услышала ямежду строк его не произнесенную фразу. Ну конечно, этот столичный сноб был на все сто процентов уверен, что все представительницы моего пола, особенно в глухой провинции, – поголовно пустоголовые курицы, способные лишь на пересуды да обсуждение новых нарядов. Его снисходительный тон говорил сам за себя, хотя внешне он сохранял безупречные манеры. Я сжала пальцы на ручке чашки чуть сильнее, чем следовало, чувствуя, как во рту появляется горьковатый привкус – не от чая, а от собственной вынужденной любезности.

Мы просидели за чаем и беседой с фальшивыми улыбками не очень долго, чуть больше получаса, может, минут сорок. За это время мы окончательно убедились, что совсем не подходим друг другу, и расстались, думаю, навсегда. Я осталась в своей провинции, наслаждаться тишиной. Витор отправился порталом в столицу – покорять тамошних аристократок. Я выдохнула с облегчением, избавившись от него, и снова с головой погрузилась в домашние дела.

В день Оттирка я воочию увидела, насколько глубоко укоренились суеверия в моих слугах, пусть даже теперь они все жили не в деревнях, а в замке. С первыми лучами солнца по всем помещениям засуетились перепуганные служанки, вооруженные пучками сушеных трав, глиняными горшочками со свежим молоком и мешочками соли. Они громко шептали разнообразные заговоры, постоянно окуривали углы можжевеловым дымом и щедрой рукой рассыпали зерно на подоконниках. В кухне повариха нарисовала углем защитные руны на дверях, а старший конюх прибил над каждым стойлом подкову, снятую с копыт старого мерина.