Книга Вычисляя звезды, страница 133 – Мэри Робинетт Коваль

* * *

Лишь через неделю слушаний я однозначно поняла, что Николь была абсолютно права.

Во-первых, хотя Натаниэль и отчаянно нуждался во мне, но попросить меня дать показания он так и не решился.

И во-вторых, от подобных показаний, отважься я на них, мне станет чертовски хреново.

А еще я осознала, что Николь совершенно права и в том, что терзаться тяжкими физическими и моральными муками всякий раз, когда я общаюсь с группой малознакомых людей, мне все же негоже.

Забавно, но как только что-то укореняется в вашем сознании, вы начинаете непрерывно воображать, что это что-то окружает вас повсюду. Так, после разговора с Николь я стала постоянно видеть рекламу препарата «Милтаун». Так, например, в аптеке висела вывеска с надписью «Мороженое!», а чуть ниже таким же крупным шрифтом было начертано: «Да! У нас есть “Милтаун”!» Или в продуктовом магазине, листая журнал, я наткнулась на рекламу «таблетки счастья». Черт возьми, оказалось, что даже Милтон Берл^[24], в шутку, разумеется, вознамерился переименовать себя в «Милтаун Берл».

В общем, как нас в том и уверяли философы, однажды количество перешло в качество, и я таки позвонила рекомендованному Николь врачу, который, разумеется, специализировался на психотерапии. Врачом оказалась женщина, что для меня стало абсолютной неожиданностью, но также и облегчением.

Я не сказала Натаниэлю, куда отправляюсь. Он меня, несомненно, понял бы и поддержал, а затем непременно отправился бы со мной, а я просто… Я просто нехотела признавать, что настолько слаба, что для ведения безобидного разговора с большим количеством людей мне нужен наркотик. Я была умна. Черт! Когда меня к грунту не припечатывали мои проклятые комплексы, я была даже великолепна, и я знала это. Но и врач, и Николь были правы, и мне нужна была помощь, и будь у меня какое иное заболевание, то от лекарств изначально я бы напрочь не отказывалась.

В общем, я собралась будто бы просто по делам, максимально приблизившись таким образом к откровенной лжи, чего в отношениях с мужем себе никогда прежде не позволяла, и от омерзения к себе самой кожа моя словно покрылась слоем гнусной слизи.

Кабинет доктора Хаддад располагался на первом этаже дома из коричневого песчаника, и ее приемная была похожа скорее на гостиную, чем на медицинский кабинет, а по углам здесь стояли лампы, создавая своим приглушенным светом в потолок обстановку уюта и покоя. Сама доктор была стройной женщиной с прямыми темными волосами до плеч.

Она провела меня к креслу. Усадила. Спросила доброжелательно:

– Чаю выпьете?

– Нет, спасибо.

Налив себе чашку, она улыбнулась.

– Я нахожу, что чай всегда успокаивает меня, а особенно в такую погоду, как сегодня.

– Снова начинает теплеть.

– М-м-м-м… По-моему, еще не слишком. – Она подняла чашку и улыбнулась мне, глядя через ее край. – Итак, что привело вас сюда сегодня вечером?

Я сглотнула и тут же пожалела, что отказалась от чая, чашка с которым бы дала моим рукам хоть какое-то занятие.

– Похоже, что при общении со сколько-то ни было значительной группой малознакомых мне людей меня одолевает паника… И как с этой паникой бороться, я себе не представляю.

Она поставила чашку и наклонилась вперед:

– Дорогая моя. Замечательно уже то, что свою проблему вы осознали, а теперь нам с вами всего и осталось лишь ее одолеть.