Книга Пташка, страница 152 – Ксения Скворцова

Забыв про гордость, Бьярки в один миг слетел вниз.

– Гнеда! – воскликнул юноша, падая в траву рядом с ней.

Он прикоснулся к ее руке, но от его давешней грубости не осталось и следа. Бьярки бережно повернул девушку к себе и снова позвал по имени, но ответа не последовало. Его вдруг осенило, и он положил руку на ее чело.

– Какой же я остолоп, – пробормотал Бьярки, торопливо подхватывая безжизненное тело. – Потерпи, моя пташка, я отнесу тебя домой.

Когда Вышеслава осторожно вошла в горницу, Бьярки сидел, неподвижно глядя в одну точку перед собой. Брови боярыни сердобольно изогнулись, и, покачав головой, она приложила одну руку ко рту, будто стараясь удержаться от ненужных речей. На девушку, неподвижно лежащую под одеялом, Вышеслава не взглянула. Если бы что-то переменилось, она бы давно знала от Бьярки.

Вышеслава уже не пыталась образумить сына, втолковывая ему, наскольконепристойным является то, что он днюет и ночует в покоях незамужней девушки. Вслед за Бьярки она уже отбросила всякое представление о приличии. Ей хотелось лишь одного – чтобы ее любимый сын наконец отошел от страшной спячки, в которую он впал в ту злополучную ночь седмицу назад. И если для этого требовалось выздоровление девушки, принесшей в их дом лишь худое, что ж, пускай.

В голове у боярыни не укладывалось, что Гнеда посмела отвергнуть Бьярки, да еще и такой ценой. Было до сих пор страшно вспоминать, как ее младший сын появился в воротах усадьбы, мокрый и грязный, держащий на руках бесчувственную девушку в разодранной одежде.

– Сынок, выпей, – ласково сказала она, протягивая ему чашку с горячим сбитнем и усаживаясь рядом.

Бьярки без слов принял напиток и не глядя выпил до дна, так же молча возвратив кубок матери.

– Верно говорят люди: не тот болен, кто лежит, а тот, кто над болью сидит, – сочувственно заметила Вышеслава, и юноша наконец посмотрел на боярыню, да так, что она тут же пожалела о сказанном.

– Бьярки, ты сделал все, что мог. И Еловита привел, хотя он от князя ни на миг нынче не отходит. Нет сил смотреть, как ты губишь себя…

– Не смотри, коли не любо, матушка, – оборвал ее Бьярки, и Вышеслава обиженно поджала губы. Она даже начала подниматься, но сын поймал ее за руки и зарылся в них лицом. – Я не знаю, не знаю, что мне делать, – быстро прошептал он в ее теплые ладони, и боярыня отняла одну, чтобы погладить его по голове.

– Слезами горю не помочь. Не в твоем норове сидеть без дела. Развейся. Посмотри, какое вёдро нынче стоит. Как соловьи заливаются.

Бьярки нахмурился и помотал головой. Она не понимала.

– Помнишь, когда Сбыша болела?

Вышеслава подобралась и недоверчиво поглядела на сына. Ей не нравилось, куда шла их беседа.

– Как не помнить. Вовек не забуду, – мрачно сказала она.

– Что ты делала тогда?

Вышеслава закусила губу, сложив руки на груди. Тяжело вздохнув, она ответила:

– Матери-земле молилась, сынок, что ж еще. Обыденную пелену соткала. Да еще, – добавила она, слегка оживляясь, – было у меня ожерелье. Золотое, каменьями-жемчугами усыпано. От матери моей досталось в приданое, а той – от ее бабки. Дороже ничего не было в моей семье, верили, что приносит оно удачу. Попросила я тогда у богов исцелить дочь, а взамен принять то ожерелье.

– И чтоже? – горячим шепотом спросил Бьярки.

– Пошла Сбыша на поправку в ту же ночь, – улыбнулась Вышеслава. – Так-то. – Она провела по коленям, будто сбрасывая с них крошки.