Книга 54 по шкале магометра, страница 51 – Мария Папкова, Елена Станиславская, Александр Добсон, и др.

– Я невиновен!

Гость недоверчиво нахмурился.

– Невиновен! – самозабвенно вещал Кирилл. – Никто никогда не видел чудовищ писателя, а я всего лишь перенёс образы на бумагу! Я не нарушал правил!

– А ведь и правда! – Чернильный Гость хлопнул себя по круглой голове, оставив чёрные и красные разводы. – Извини, юный друг, это ускользнуло от нашего внимания! Впредь мы будем тщательно проверять источники!

В комнату ворвался цвет и объём, всё вернулось на круги своя, кроме двух вещей: руки Кирилла по-прежнему хранили отпечатки гостя, и первый рисунок для сборника был вымаран в красном. Нет. Нет-нет-нет.

Кирилл смёл испорченный рисунок в коробку для мусора, стоявшую слева от стола, достал новый лист, обмакнул перо в чернила, в лихорадочном ожидании дал крупной капле стечь обратно в баночку, занёс руку над бумагой… и не смог опустить перо. Рука ходила ходуном во все стороны, не касаясь белоснежной поверхности. Кирилл закусил губу и с силой нажал на запястье другой рукой. Бесполезно. Это следы Чернильного Гостя, всё дело в них!

В бессильной злобе швырнув ручку на стол, Кирилл потянулся за спиртом, расталкивая другие банки и бутылочки. Вылил на запястья, потёр салфеткой. Вроде чисто, вроде нормально. Но чернила не позволяли ими рисовать. Всё остальное с радостью оставляло след на бумаге, даже проклятая тушь!

Может, это уже сам Кирилл боялся оставить след волшебными чернилами, боялся прикоснуться к миру, в котором властвует Чернильный Гость, которого давным-давно по незнанию освободил беспечный ребёнок?

Рука нащупала на столе телефон. Номер набрал по памяти, долго ждал. Услышав на том конце холодное «Слушаю», Кирилл как мог спокойно сказал:

– Я больше не могу рисовать волшебными чернилами.

Пауза. Вот сейчас мама будетхохотать, потому что её маленькая месть наконец состоялась.

– Три раза?

– Один. Формально, даже одного раза не было, но…

– Он пришёл, – закончила за него мама и вздохнула. – Мне и одного раза хватило… Кирилл?

– Что?

– Мне жаль.

Судя по голосу, она не врала.

– Прости меня, мам.

– Не извиняйся. И рисуй тушью, она ничуть не хуже.

А теперь врёт.

– Да, мам. И письмо выкинь. Я напишу новое.

– Как скажешь.

Кирилл собрал все чернила обратно в ящик, положил инструкцию между бутылочек, вынес всё на порог. Пусть Чернильный Гость найдёт себе нового художника. До первого раза он ничего так парень.

Потом Кирилл вернулся за стол, достал новый лист, обозначил две фигуры – женскую и детскую, лежащих на полу и рисующих один рисунок на двоих – и положил начало новой традиции. Традиции прощения.

Снег блестел и переливался всеми цветами радуги.

Света пнула сумку ногой. Снег внутри продолжил сиять, задевая неуловимые, невиданные до этого струны души. Она даже заулыбалась.

Улыбку тут же съело чавкающее чувство вины: эта радость оправдывала её чудовищно-глупое поведение и самую бесполезную покупку в мире – сумку снега.

Именно так. Старая сумка, похожая на гигантский бабушкин кошелек, и снег.

Света перевела взгляд на окно. Вспомнила, что погода вроде бы настолько выше нуля, что на улицу впору выходить полуголой. Со слезами на глазах еще раз оглядела содержимое сумки.

Снег сиял.

Час назад в ее дверь позвонил сомнительный продавец с идеальной дикцией и тошнотворным одеколоном и бесцеремонно всучил сумку, красочно расписав функциональность товара и перечислив добрую сотню способов его, снега, использования.