Книга Пепел короля, проклятого звездами, страница 84 – Карисса Бродбент

Часть моей личности трусила: «Нужно поскорее убраться отсюда и как можно дальше». Другая часть думала: «Септимус был прав, говоря, что я просто узнаю».

Да, проще не бывает. Я нашла то, что мы искали. У меня не было ни тени сомнения.

И я нашла это одна.

Рука без моего ведома потянулась к крыльям.

Пальцы провели по сердцевидному наросту. Он был настолько холодным, что я тут же отдернула руку. Но раньше чем я успела спохватиться, несколько жил оторвались от поверхности крыльев, потянулись ко мне и…

Я зашипела от боли. На плесень (или как это называлось) упали капли моей ярко-красной человеческой крови. И сейчас же жилы вернулись на место и снова сплелисьвокруг сердца. На мгновение мне показалось, будто крылья дрогнули и согнулись. Возникла иллюзия их движения.

Затем жилы отодвинулись в разные стороны, и нечто, так похожее на сердце, раскрылось.

В воздухе потеплело. Тени пронизало красное свечение. Я смотрела на него, моргая и заставляя глаза приспосабливаться к необычному зрелищу.

Сердце изменилось, сделавшись похожим на чашу из двух ладоней, сомкнутых вместе. В центре сверкал блестящий полумесяц из серебра. На красноватом фоне он казался совсем белым. Величиной с мою ладонь. Концы полумесяца были настолько острыми, что я подумала, не оружие ли это. Однако потом увидела тонкую серебряную цепочку, прикрепленную к одному концу.

Кулон.

Красноватое свечение померкло. Серебряный полумесяц больше не блестел, хотя и не стал от этого менее красивым.

Я потянулась к нему…

На моих руках горячая, липкая отцовская кровь. Крылья все еще теплые. Мне приходится снова и снова вытирать кровь на рубашке. Я выгляжу как чудовище, похожий на тех, кто каждую ночь крадется по развалинам Лахора.

Я не испытываю сожаления.

Все совсем не так, как потом историки напишут обо мне.

Никто не вспомнит имен и лиц детей, которых я убил этой ночью. У ночерожденных есть традиция: стремясь к власти, убивай потенциальных соперников, включая и детей. Отец убил моего младшего брата почти сразу же, как тот покинул материнское чрево. Мне было шестнадцать. Я собственными глазами видел, как отец сбросил с балкона окровавленный сверток, скормив моего брата демонам, кружившим внизу. Он не уставал напоминать, что я должен вести себя как его наследник и не представлять угрозу его власти.

Все эти годы я осторожничал. Подавлял малейшее проявление собственной силы. Выносил любые издевательства. Я делал это с выражением покорности на лице, но под покорностью скрывалась ненависть. Я делал все, чтобы отец ее не заметил.

Ненавидеть моего отца было бесполезным занятием. Куда полезнее было учиться у него.

И я учился.

Я наслаждался, глядя на его оторопевшее лицо, когда он осознал свою ошибку. Когда убедился, что всю жизнь недооценивал меня.

Всякий раз, когда я думаю о лицах детей: моих племянников, племянниц, двоюродных братьев и сестер, я заменяю их лицом отца. Думаю о его спеси и высокомерии, что и стало причиной отцовского просчета.

Я не напрасно провел столько лет в этом мерзком родовом гнезде.

Я думаю только об отце, когда прибиваю его крылья к стене и шепотом произношу заклинания.

Я думаю только об отце.

Я думаю о Кеджари.

Я думаю о короне на голове.

Я не испытываю сожаления.

Повторяю: я не испытываю сожаления.

Я не могла дышать. В животе бурлило. Я ничего не видела и не чувствовала.