Книга Змейка и крылья ночи, страница 106 – Карисса Бродбент

Винсент смотрел на меня каменным взглядом. В один ужасный момент я подумала, что могла сделать противоположное тому, что следовало: не вызвала ли моя просьба больше подозрений, чем ришанская кровь Райна.

Он опустил голову и вздохнул:

– Хорошо.

Когда Винсент снова обернулся, свет упал ему на лицо, и оно вдруг показалось мне изможденным. Тревога глубоко врезалась в усталые морщины.

– Но идет война. Мы окружены теми, кто хотел бы видеть нас мертвыми. Не забывайпро свои зубки, маленькая змейка. Они тебе понадобятся.

Храм Ниаксии был, наверное, самым величественным зданием в Сивринаже, городе величественных зданий, уступая разве что замку ночерожденных и Лунному дворцу. Конечно, у Ниаксии по всем трем Домам было множество храмов – в Доме Ночи они были в каждом крупном городе и даже мелком поселении. Но каждый Дом у себя в столице обзавелся грандиозным сооружением в честь своей создательницы, Темной матери. В Доме Тени, я слышала, установили черный стальной шпиль, уходящий прямо в ночное небо, вдвое выше их самых роскошных замков.

Я редко… ладно, никогда не ходила в храм ночерожденных, расположенный в самом центре Сивринажа. Это было первое на этой земле здание. Когда был построен Сивринаж, ночерожденные – молодые вампиры, сотворенные Ниаксией меньше чем за год до этого, – заново отстраивали королевство, после того как его уничтожили до основания человеческие народы с востока. У ночерожденных не было ничего, кроме обломков мертвого государства, только что обретенного бессмертия и младенческой еще магии, которую они не понимали.

И при этом первое, что они построили, была какая-то церковь. Не приют. Не больницы. А церковь. Вот такие представления о важном.

Мне все там было отвратительно.

Эхо в тех стенах разносилось и приглушалось одновременно. Высоко над головой ночное небо испещрили серебристые металлические украшения и магические витражи, по ним медленно плыли платиновые звезды. Свет был холодный и тусклый – весь от Ночного огня, надежно спрятанного в сотни и сотни хрустальных сводчатых фонариков, которые лениво разбрасывали его по полу запутанными узорами.

Было тихо. На главных уровнях разговаривать запрещалось. Служители Ниаксии собирались вдоль полукруглых стен, лицом в разрисованную фресками штукатурку, неподвижные и безмолвные, как статуи, – медитировали на бесконечное благоговение перед богиней.

Порой мне думалось, что у Ниаксии неслабое чувство юмора. Неужели она так и сформулировала? «Идите постройте храм и покажите мне через него, насколько вы меня любите! Пусть он будет до тошноты прекрасен. А потом идите в него и по пятнадцать часов подряд стойте и пяльтесь в стену».

Конечно, у Ниаксии было полно и других фанатичных поклонников, и многие из них намного интереснее – и опаснее, – чем темные аколиты. Я надеяласьдожить до смерти, ни разу с худшими из них не повстречавшись.

Эти бедолаги были хоть и безумно скучные, но с превосходной дисциплиной. Они даже головы не повернули, когда я проходила мимо, хотя у меня кровоточили раны. А еще, как бы я того ни отрицала, я волновалась – значит, должна была пахнуть так, что у них текли слюнки.

Я поднималась лестница за лестницей, петляя по уровням церкви, пока не дошла до самого верха. Передо мной возвышались двустворчатые двери, вырезанные из древнего дерева.