Книга Змейка и крылья ночи, страница 107 – Карисса Бродбент

Взглянув на руки, я увидела, что они дрожат.

Ну уж нет. Если я иду туда, то ни на мгновение – ни на одну секунду – не покажу, что я боюсь.

«Страх – всего лишь набор физических реакций».

Стряхнув с себя дрожь, я замедлила дыхание, чтобы заставить сердце сделать то же самое. Дотронулась до рукоятей мечей – только что наполненных ядом от Винсента, – просто чтобы напомнить себе, как легко до них дотянуться.

Я постучала в дверь и, когда изнутри ответили, открыла ее.

Прошел почти год – с последнего праздника Равноденствия, – как я видела министера так близко. И меня опять всю передернуло. Когда я была младше и в первый раз услышала, как министер говорит, я подумала: неужели ему действительно две тысячи лет? Один взгляд на него вблизи положил конец всем сомнениям.

Нет, морщин на лице у него не было, не считая пары жестких линий в уголках губ. Но весь он был какой-то измотанный – все слишком заостренное и гладкое одновременно. Его кожа была тонкая, как папирус. Туго натянутые вены просвечивали под выступающими скулами, под плотно сжатыми губами, под веками мертвенно-белых глаз. Говорят, с возрастом кровь у вампиров темнее. У министера она, наверное, была совершенно черной.

Когда я вошла, он встал.

– Орайя. Дочь ночерожденных. Добро пожаловать.

У него натянулись мышцы вокруг рта, но движение вышло дерганым, кривым. Неудивительно для того, кто две тысячи лет не видел людей.

Однако имя мое он вспомнил немедленно.

Я поежилась.

– Что ты хочешь преподнести Ниаксии в эту ночь? – спросил он.

Я тщательно сохраняла невозмутимое выражение лица.

– Вы… – Мне пришлось исправиться. – Ниаксия отвергла просьбу о выходе из Кеджари. От одного из моих союзников.

Лицо министера не изменилось.

– У Ниаксии есть на это свои причины.

– Я пришла к вам, министер, узнать, можно ли что-либо сделать, чтобы онапередумала.

Министер уставился на меня. Его глаза – сплошная молочная белизна – не позволяли мне проследить за движением его взгляда, но я знала, что он осматривает меня сверху вниз. Да чтоб его богиня прокляла! Как же я ненавидела его… Все в нем вызывало у меня отвращение.

– Нет ли чего-нибудь, – сказала я, подчеркнув последнее слово, – чего-нибудь такого, что я могу предложить Ниаксии для облегчения потери этого участника?

Министер долго молчал, и я подумала, что ошиблась в нем. Я подошла ближе, и у него затрепетали ноздри.

Вот оно. Голод.

– Не исключено, что будет достаточно подношения крови, – сказал он. – Возместить неполученное подношение от участника.

Все мое существо сжалось в омерзении от того, как он на меня смотрел. Как я ни старалась, сердце забилось чаще. Он, должно быть, это почувствовал, потому что его сухой мясистый язык немедленно показался наружу и провел по нижней губе.

– Значит, небольшое подношение крови, – еле выдавила я из себя эти слова. – Человеческой крови.

– Человеческой?

Министер издал странный звук, похожий на смех того, кто никогда не слышал смеха. Но гротескная улыбка исчезла, как только я вытянула руку венами вверх и положила на стол.

У министера затрепетали веки. Похоть. Похоть, и только.

Он взял мою руку, подложив под нее свою ладонь. Его кожа была очень гладкой и очень холодной – такой же температуры, как окружающий воздух.

– О, так намного лучше, – промурлыкал он.

Сама не верила, что делаю это. Вторая рука непроизвольно потянулась к оружию. И замерла на ножнах. На всякий случай.