Книга Дети павших богов, страница 120 – Карисса Бродбент

Мы занимались, пока тела не перестали нас слушаться, потом сполоснулись, рухнули в постель и молчали, притворяясь спящими. Тушить свет нестали, и ни ей, ни мне не пришлось объяснять почему.

«Твое место здесь».

Уже за полночь Тисаана обвила меня руками и тихо шепнула в ухо:

– Когда тебя судили за Сарлазай… Если бы признали виновным, сослали бы туда?

Я ждал этого вопроса – и страшился его.

– Если бы осудили – да.

Военные преступления. Вот в чем меня обвинили. А как еще назвать то, что случилось с Сарлазаем?

Слова шли на удивление трудно.

– Самое подходящее место. Для того, кто за это в ответе.

– Макс, но ведь не ты, – прошептала она.

Иногда я сомневался, имеет ли это значение.

– Я даже не присутствовал на суде. Не в себе был. Но я слышал, что там присутствовали выжившие. Они пришли свидетельствовать против Орденов, желая правосудия, хотя чуть не вчера хоронили то, что там осталось для похорон. – Я прочистил горло. – Меня отпустили только потому, что Нура вступилась. Иногда я задумывался, что чувствовали те люди, глядя, как меня оправдывают, даже не призвав на суд? Разве это правосудие?

– Если бы ты отправился туда только потому, что чувствовал за собой вину, это тоже было бы не правосудие.

Может быть. Но что-то больше на него похожее.

«Твое место здесь».

В шепоте Илизата мне чудилась правда.

– Макс. – Тисаана повернула меня к себе. Ее разноцветные глаза яростно блестели. – Твое место совсем не там. И никогда не будет, что бы он тебе ни внушал. Понял?

Так же она говорила, когда объявляла, что освободит треллианских рабов. Таким же голосом обещала спасти Серела, хотя весь мир твердил ей, что спасти его невозможно. Необоримая стихийная сила.

Я поцеловал ее в лоб и притянул к себе, обнял.

– Знаю, – прошептал я.

Ей всегда было так легко верить.

Но когда я снова заглянул ей в лицо, моему взгляду ответила темнота Илизата. И шепот Илизата всю ночь ласкал мои сны.

Я никак не могла стряхнуть с себя илизатские видения. Спала беспокойно. Только к утру задремала, а когда проснулась, вместо Макса на подушке лежала записка:

Т.,

ты очаровательно храпишь, так мирно, что жаль будить. На утреннем построении. Пообедаем потом?

Люблю,

М.

Такая старательная беспечность, будто мы обычные люди, живущие обычной жизнью, а не две жертвы магической древней тюрьмы, только накануне измывавшейся над нами.

Я отложила записку. А когда встала и принялась готовиться к новому дню, заметила другое письмо, подсунутое под дверь.

Писала молодая женщина из поселения беженцев. Фийра, я с ней несколько раз говорила. Ее бабушке требовалась моя помощь, она просила меня зайти – хотя, в чем дело, писала неопределенно.

Все равно. Я приходила, когда бы беженцы меня ни позвали. И этот день не будет исключением.

– Спасибо тебе, Тисаана, что выбрала время…

Старуха говорила с густым дералинским акцентом – это теренское наречие всегда звучало резко, отрывисто. Трясущимися руками она подала нам жаркое, разбрызгав на стол подливу из тяжелой кастрюли. Я мягко отняла у нее ложку и разложила сама. Себе. Ей. И сидевшей с потупленным взглядом Фийре.

– Как же не найти было времени, – сказала я.

Вернулась на место и попробовала жаркое. Приправы были не треллианские – обычные для Ары жгучие пряности с неуловимым привкусом, – и все равно, даже от слабого подобия треллианской еды меня захлестнула тоска по родине.