Книга Дети павших богов, страница 111 – Карисса Бродбент

И пожалуй, Тисаана была слишком хороша для всей этой дряни.

Я любил семью. Любил свое детство. Но теперь, оглядываясь на тот прекрасный дом, вспомнил, что он стоял на богатстве, принесенном войнами. Война была для Фарлионов обычным занятием: игрой, приносившей почести, деньги, почет среди им подобных.

А Тисаана? Тисаана знала, каково быть пешкой на игральной доске. Для таких, как мы, такие, как она, сводились к безликим множествам. Как будто она была одна из тысячи – средством, чтобы использовать как рычаг или приносить в жертву, а не живым человеком.

В груди у меня горе схватилось с гневом. Эту схватку я подавлял долгими неделями, она разгоралась во мне при каждом взгляде на Мофа, рвалась наружу.

– Я не знаю, как их примирить, – сказал я. – Добро со злом. То, что любил, с тем, что ненавижу. А я до хрена всего ненавижу теперь в том, чем мы были. Я тогда очень многого не замечал. И все-таки…

Мне пришлось оборвать себя, потому что не мог я, не сломавшись,выговорить этих слов: «Мне их очень, очень недостает».

Тисаана долго молчала, а потом заговорила еле слышно.

– Я так много знала людей, – сказала она, – готовых творить ужасы и отворачиваться от последствий. Я научилась жить в их мире и играть по их правилам, потому что не знала другого. А ты… ты не хочешь ничем поступаться. Ты не готов никем жертвовать. Ты требуешь лучшего. Когда я повстречала тебя… до тебя я таких, как ты, не знала.

Ее рука скользнула в мою.

– Ты однажды сказал мне, что мир был бы проще, будь все люди как один. Но нам в таком мире не жить. Твоя семья – часть тебя. Конечно же, ты будешь любить родных. Конечно, ты будешь по ним тосковать. И конечно… тебе хочется сделать мир лучше, чем делали они. Ты будешь строить поверх того, что они тебе дали. Ты будешь черпать из их силы и противостоять их ошибкам. Ты сделаешь мир лучше, потому что это твое дело. Ты мечтатель, Макс. И это я люблю в тебе.

Ее слова проникли глубоко, задели все, что я схоронил в себе: старые раны от гибели семьи и свежие – от последних страшных недель. Они задели все, что болело во мне в одинокие ночи, когда я гадал, стоит ли все это хоть чего-то.

А ей так легко было поверить. Как будто ее убежденность вдыхала жизнь во все, что я отбросил как недостижимое.

У меня все расплылось перед глазами.

Я сгреб ее, прижал к себе, зарылся лицом в ее волосы. При всем желании я не мог сказать ни слова. А мне хотелось свить из слов что-то такое прекрасное, чтобы уловить в нем вот это – ее умение будто бы примирить прошлое с будущим.

Спасибо ей – она не отстранилась, потому что у меня не было сил ее отпустить. И может, никогда не будет.

Я всегда жил одной ногой в прошлом, а Тисаана неудержимо рвалась в будущее. И только здесь, оказавшись вместе, налетев друг на друга, мы останавливались.

Прекрасная, милосердная остановка.

Мы стояли так, держась друг за друга, очень-очень долго.

В ту ночь я спал, как не спал много месяцев. В пути ночь давала зыбкий отдых, яркие сны, пересыпанные тревогами. А теперь я окунулся в покой, как в чан с темнотой. Дивно. Без сновидений. И казалось, сотню лет спустя я перевернулся, увидел рядом тихонько посапывающую Тисаану и снова задохнулся от благоговейного облегчения.

Ее веки дрогнули. Я смотрел, как она смаргивает сонную одурь, как ее глаза светлеют от счастья и сноваблаженно закрываются.