Книга Дети павших богов, страница 110 – Карисса Бродбент

Комната Атраклиуса была последней. Отворив дверь, я встал как вкопанный.

Я ожидал, что в ней, как и в других, сохранилось прошлое. Готов был увидеть беспорядок, незастеленную постель, разбросанные по полу безделушки. А тут все было безупречно. И я не сразу вспомнил почему.

Потому что Атраклиус погиб здесь.

Когда вынесли тело, комнату пришлось прибрать, вычистить от всего, что ему принадлежало.

Мой взгляд скользнул вниз. Из-под ковра проступали горелые пятна.

Мне стало дурно. Шагнув назад, я слишком поспешно закрыл дверь. Оглянулся на Тисаану – та морщилась, прижимая пальцы к виску. Быть может, Решайе нашептывал ей, пробуждая память о случившемся здесь.

Это была ошибка.

Я пробежал полкоридора, прежде чем осознал, что бегу. Не останавливаясь, промчался по парадной лестнице, распахнул двери, и холодный горный воздух ударил мне в лицо.

После двух трудных вздохов я открыл глаза.

Я и не замечал, куда иду. Меня вел инстинкт. Я очутился на балконе. От вида на горы захватывало дух, форты горели далекими огоньками свечей, снежные вершины сияли под луной.

Мне стало тепло – это Тисаана прислонилась к плечу. Ее прикосновение прочной нитью связало меня с землей и притянуло обратно.

– Их жизни много дороже того, что их оборвало, – негромко проговорила она. – Не позволяй смерти отнять их у тебя. Ничего драгоценнее у тебя нет.

У меня комок стоял в горле.

Вознесенные над нами, если бы это было так просто! Но слишком многое унесли их смерти. Из их памяти, из их жизни. Из меня.

– Жаль, что ты их не знала, – заговорил я. – Мне бы хотелось вас познакомить, а не показывать тебе пустые спальни. Я бы показал тебе этот дом, когда он был домом, а не алтарем мертвецов. Иногда… – Я выдохнул сквозь зубы. – Иногда мне хочется, чтобы ты знала меня таким, каким я был. Иногда мне хочется отдать тебе того себя. Лучшего. Еще не…

…Сломанного.

Я впервые подумал об этом, когда заметил, как меняются мои чувства к Тисаане. В ту ночь, когда подарил ей ожерелье из бабочек, я целый вечер старался не замечать, как приятно горят коснувшиеся ее кожи костяшки пальцев. И в ту ночь мне не давали уснуть назойливые, неотступные фантазии и холодный голос повторялв уме: «Может, давным-давно ты и был ее достоин. До того, как превратился в коллекцию шрамов».

Тисаана обвила меня руками.

– Не думаю, чтобы ты мне тогда понравился, – сказала она так просто, что улыбка сама собой растянула мне губы.

– Тогда я был куда меньше покалечен разочарованиями.

– А ты мне нравишься покалеченным разочарованиями.

Улыбки моей как не бывало.

– Не только в этом дело. У меня был дом. Семья. Все… это. – Я махнул рукой на дом. – Все эти смешные излишества. Я мог был отдать это все тебе. И хотел бы отдать.

Я смотрел на Тисаану. Вознесенные, она ослепляла: белые волосы светятся серебром, глаза глубиной в миллион миль. На миг мне представился идеальный образ: как бы она смотрелась среди них, смеялась бы с Атраклиусом, болтала с матерью, собирала букашек с Кирой. Я представил, как она бы всеми цветами радуги расписывала здешние унылые празднества.

– Ты мог бы попробовать. – Тисаана грустно улыбалась. – Только тому миру я была не нужна. И может быть, он был бы мне не нужен.

Вот оно как. Правда.

Я закрыл глаза, и картины одна за другой погасли.

Потому что Тисаана – бывшая рабыня, безвестная чужестранка без будущего. Мне так хотелось бы думать, что моя семья увидела бы в ней иное. Может быть, каждый по отдельности и сумел бы. Но корень нашей жизни уходил в глубину и душил все, что было для него чуждым.