Книга Мать смерти и рассвета, страница 162 – Карисса Бродбент

Но среди них были и такие, как это.

Я легонько провел рукой по ее пояснице – ничего не мог с собой поделать. Эти короткие прикосновения пронизывали весь разговор: мне словно нужно было напоминать себе, что она здесь. Тисаана, оглянувшись, улыбнулась, отчего всенеприятности показались несущественными.

– Это отвратительно. – Саммерин поднялся.

– Что?

Он одарил меня невозмутимым взглядом:

– Подождите, пока я выйду из комнаты, прежде чем срывать друг с друга одежду.

– Не надо завидовать.

Он усмехнулся напоследок, и дверь за ним захлопнулась.

И наконец – наконец, наконец, наконец! – мы остались вдвоем.

Тисаана встала, потянулась и неожиданно ахнула:

– Произошла ужасная ошибка.

– В чем дело? – Встревоженный, я тут же вскочил на ноги.

Она обвела рукой комнату:

– Здесь только одна кровать!

У меня вырвался хриплый смешок. В комнате действительно стояла только одна кровать. Одна замечательная, роскошная кровать.

Ладно, на самом деле она представляла собой узкую шаткую койку, кренившуюся влево, но такие детали меня не волновали. Это была лучшая кровать, которую я когда-либо видел.

– Ох, ты права, – кивнул я. – Действительно затруднение.

Тисаана повернулась ко мне, в ее широко раскрытых глазах сверкало удовольствие от собственной шутки.

– Огромное затруднение!

Она всплеснула руками, потом обвила ими мою шею. Ее акцент придал слову раскатистую значимость: «Огро-о-омное!»

Проклятье. Я пропал. Пропал уже тогда, когда даже не помнил, кто она такая.

Мои руки легли на ее талию, наши тела подстроились друг под друга. Тисаана изучала мое лицо, и ее улыбка исчезла, а вездесущая морщинка задумчивости вернулась. Я прижал к морщинке большой палец:

– Сейчас нам это ни к чему.

– Разве?

Конечно, она права. Столько всего нужно обдумать, о стольком поговорить и побеспокоиться, что кружится только что очищенная от стен забвения голова. Но ничего из этого не хочется делать прямо сейчас.

А хочется заново познакомиться с Тисааной – со всем, что есть в ней. Погладить каждый шрам, очертить каждый островок разных оттенков кожи, проследить очертания мускулов и выпуклостей. Хочется потерять себя в ней во всех смыслах. И желание настолько сильно, что я тону в нем, как голодающий перед пиром.

Тисаана прижала свою ладонь к моей. На кончиках ее пальцев дрожал бело-голубой свет. Моя магия ответила на ее зов, и это ощущалось совершенно естественно. Мое пламя смешалось с ее прохладным, ровным светом, щекоча наши руки, но не обжигая их.

– Так просто, – сказала она.

– Действительно, – согласился я.

Пламя усилилось, закручиваясь вокруг моего предплечья. Лампы в комнатето загорались ярче, то тускнели.

– Не хвастайся, – сказала она, усмехаясь и выпуская из свободной ладони стаю серебряных бабочек.

– Я хвастаюсь? Посмотри на себя.

– Не буду отрицать. Приятно наконец снова почувствовать себя сильной.

Я никогда бы не смог представить Тисаану слабой. И все же… я знал, что она имеет в виду. Шесть месяцев я провел в плену у собственного тела. Я уже забыл, как чудесно разговаривать с магией без усилий, и поклялся никогда больше не принимать свой дар как должное.

Магия Тисааны потянулась ко мне, и моя встретила ее с легкостью, – так не похоже на былое, когда стены пресекали наши попытки это сделать. Я позволил Тисаане проникнуть в мой разум. Пусть она увидит все, что не выразить словами. Пусть все границы между нами исчезнут.