Онлайн книга «Ночная радуга»
|
— И вы столько лет скрывали? — строго и как-то ощутимо горько спрашивает Никита, не давая матери расслабиться. — А расследование как проводилось? А если их всё-таки отравили? — Да куплено следствие было! Ты слышишь меня? Это девяностые! Это кошмар наяву! — нервничает Таисия Петровна. — Двух надежных партнеров Ковалевского вообще насмерть забили в собственных подъездах. А оформлено всё было под ограбление наркоманов. Мы молчим, и мать Никиты продолжает: — На самом деле, со мной информацией Алексей делился крайне редко. Я больше ничего не знаю. Риту мы вырастили в память о ее родителях. И потом… Что мы могли тогда рассказать вам с Ритой? Никита! Вам было по тринадцать лет! Как ты это вообще себе представляешь? — Но нам ведь не всегда было тринадцать, — ледяной тон Верещагина медленно замораживает нас обеих и его самого. — Пусть не в день совершеннолетия, пусть даже не в двадцать лет… Когда отец… умер, мне было уже двадцать девять. Какого черта?! Мать смотри на сына печально и говорит: — Это было решение твоего отца. Кто я такая, чтобы его оспаривать? И что дала бы тебе эта информация? Сын не отвечает, и я на правах участника разговора снова вмешиваюсь. — Спасибо, Таисия Петровна, — мягко благодарю я женщину и направляю ее мысли и воспоминания чуть-чуть в сторону, отвлекая от темы сохранения тайны. — А потом, через столько лет, почему не стали расследовать еще раз? А если всё-таки умышленное отравление? — Зачем? — непонимающе смотрит на меня Таисия Петровна, не оценив моего вклада в нормализацию обстановки. — Зачем ворошить старое? Ковалевских не вернешь… А репутацию в наше время надо беречь серьезнее, чем тридцать лет назад. — Понятно. Насчет отказа о возобновлении следствия… Правильное решение. Я о нем не знал, но я с ним согласен, — тихо говорит Верещагин, вставая с подлокотника и пытаясь поднять меня с кресла. — Мы, пожалуй, пойдем… — Подожди! — не даю я себя ни поднять, ни увести и снова обращаюсь к его матери. — Тогда зачем ваш сын устраивает этот спектакль с местью моему отцу? Ковалевских не вернешь. Но и вашего мужа тоже не вернешь. Почему не работает эта установка в его отношении? — Лера! — жестко окликает меня Никита, до боли сжимая ладонь и плечо. — Пойдем! — Нет! Никита! — в том же тоне отвечаю я, не обращая внимания на легкую боль. — Таисия Петровна ответит — и я уйду. — Я не несу ответственности за решения, принимаемые почти сорокалетним мужчиной, — заносчиво отвечает мне женщина и неожиданно добавляет. — И Никита не потерпел бы вмешательства. — Почему терпите вы? — перебиваю я ее, сбросив мужские руки и наклонившись к ней почти вплотную, тороплюсь вывалить на несчастную женщину все свои вопросы и просьбы, не считаясь с тем, что Никита рядом. — Попросите своего сына. Скажите ему, объясните, расскажите о своих чувствах. Таисия Петровна пораженно смотрит на меня, словно видит впервые. Я уверенно и напористо продолжаю: — Или мой отец вас насиловал? Причем неоднократно, раз ваш сын утверждает, что он был вашим любовником несколько лет у него под носом, у всех под носом. Я замираю в ожидании ее ответа. Застывает и Никита. Он перестает давить на меня. Поднимаю на него глаза. Лицо отрешенное, жестко равнодушное. Острое чувствование ситуации выдают только глаза, горящие ярким внутренним огнем. С этими глазами встречаются материнские, и их обладательница решительно вскакивает со своего места. |