Книга Ночная радуга, страница 170 – Жанна Володина

— Я подумаю, — рычит Никита, отодвигая тарелку с пудингом. — Собирайся! Поехали!

Наша поездка начинается со встречи с матерью Верещагина. Я уже успела забыть, как хорошо она выглядит, и прохожу к выводу, что если мой отец и был связан с Таисией Петровной какими-то взрослыми особыми личными отношениями, то его в какой-то степени можно понять.

Мать Никиты сидит в гостиной за журнальным столиком и раскладывает карты Таро. Возле нее графин с темно-вишневой наливкой и рюмка. Она смотрит на нас, входящих в комнату, удивленно и несколько настороженно. Ничего не ответив на приветствие мое и сына, она спрашивает Никиту холодно и отрешенно:

— Догадался проведать Риту? Кто из вас ее покалечил?

— Детская ревность, — быстро отвечает Никита и, пододвинув второе кресло, чтобы перекрыть матери возможность встать и выйти, усаживает на него меня. — Мы пришли поговорить, мама.

— О Рите? — уточняет она тоном, пропитанным осуждением и порицанием.

— Можно сказать и так, — кивает ей Верещагин. — У моей… у Леры есть к тебе несколько вопросов. Ответишь?

— Лере? — недобро уточняет Таисия Петровна, не беспокоясь о моей реакции на ее тон. — Или тебе?

— Нам! — сообщает Никита, положив одну руку на моёлевое плечо, другой рукой взяв мою правую руку и крепко сжав.

— Как умерли родители Риты? — задаю я главный вопрос, заставив женщину смотреть мне в глаза.

Таисия Петровна бледнеет, потом краснеет, потом снова бледнеет, шепотом переспрашивая:

— Родители Риты? Что за вопрос?

— Нормальный вопрос, мама! — терпеливо говорит Никита, поглаживая тыльную сторону моей ладони большим пальцем. — Ты же его поняла? Или повторить?

— Я не Рита! — отмахивается она от сына. — И в своем уме!

Почувствовав, что сказала лишнее, Таисия Петровна опять покрывается краской.

— Ты знаешь ответ, Никита! — возмущается она довольно активно и бодро, быстро приходя в себя. — Что за странный интерес к давнему старому горю этой несчастной семьи?

— Почему странный? Теперь я опекун Риты. Мне положено знать о ней если не всё, то многое, — не соглашается Никита, говоря негромко, стараясь не давить на мать. — Семейное горе не может быть старым.

Но по какой-то причине Верещагину вдруг изменяет спокойствие, и он заканчивает фразу довольно резко и оскорбительно для матери:

— Старой оказалась твоя ложь!

Таисия Петровна дрожащими руками откладывает колоду, которую до этого момента так и держала в руках:

— Это переходит все границы! — женщина резко встает. — У меня нет ни времени, ни желания продолжать этот разговор.

— Сядь! — звучит грубая и громкая команда, потом Никита слегка смягчает тон и снижает громкость. — Сядь, мама, пожалуйста! Я всё равно тебя не выпущу, пока ты не дашь ответы на наши вопросы.

— У меня срочные дела! — нервничает женщина, сев на место и принявшись разглаживать ткань своего домашнего брючного костюма нежного фисташкового цвета.

— Успеешь! — отвечает Никита и увещевает. — Чем быстрее ответишь, тем раньше к ним приступишь!

Таисия Петровна молчит, ничего не отвечая на последние слова сына, выискивая на брюках и рукавах жакета невидимые глазу пылинки и стряхивая их. Молча. Не отказываясь отвечать, но и не обещая это сделать.

— Мама, — не торопясь, снова начинает атаку Верещагин. — Как умерли дядя Рэм и тетя Ирина?

Таисия Петровна поднимает на сына растерянные глаза и решается. Этот миг ее выбора я отчетливо вижу по тому, как сжимаются ее кулачки и быстро темнеют так похожие на сыновьи карие глаза.