Книга Ночная радуга, страница 150 – Жанна Володина

— У тебя не было «действия», — спокойно напоминаю я и объясняю. — Я не согласна. Я тебя не выбирала. Я буду только с тем, кого выберу сама.

— Правда или Действие? — тяжело выдыхает Верещагин, не отрывая взгляда от моихгуб.

— Правда, — снова выбираю я.

— Тогда кого? Кого бы ты смогла выбрать? — задает он ожидаемый вопрос.

— Я не могу сказать, кого. Я могу сказать, какого, — ответ у меня готов давно. — Не такого, как ты.

— И что со мной не так? — желчно спрашивает он.

— Ты одержимый, властный, негибкий и невосприимчивый к чужому мнению, — охотно предлагаю я свои выводы. — И ты слишком… страстен. Для меня это перебор.

Захват подбородка. Лицо к лицу. Глаза в глаза.

— Ты просто не хочешь узнать саму себя, — шепчет он. — Вернее, хочешь ответить на мою страсть, но не разрешаешь себе. Одному богу известно, почему.

— Ты. Мне. Не нравишься, — доходчиво объясняю я. — Ты. Мне. Не подходишь. Признай это и отпусти.

— Ни за что не поверю, что ты не понимаешь очевидного, — не отпускает меня Верещагин. — Это же так просто. Если ты попадаешь в руки какого-то мужчины, то он тебя никому и никогда больше не отдаст. Честно говоря, я приятно поражен, что ты досталась мне.

— Я устала от того, что меня выбирают без моего участия, — говорю я сквозь зубы. — Мне это надоело с тех пор, как первый из вас подумал, что ему нужна именно я.

— Ну, что тебе ответить? — Никита неожиданно отпускает меня. — Ты же слышала, наверное, утверждение, что красота — это наказание, а не награда.

Про «не родись красивой» я всё понимаю лучше всех. Тридцать лет, как понимаю.

— Значит, я буду жить одна, — сообщаю я собеседнику о своем сокровенном решении, принятом много лет назад. — Я знаю, как должно быть. Как у Быстровых. Или приблизительно так.

— Свет клином на них сошелся? — недоумевает Верещагин. — Неужели ты не понимаешь, что это всё игры и игрушки? Красивая картинка! Так не бывает. А если и бывает, то только в книгах и в кино.

Я устала что-то доказывать человеку, не доверяющему никому.

— А может быть, дело в том, что тебе нравится вовсе не Жданов? — крепкие пальцы вцепляются в мои плечи, и я морщусь от боли.

Верещагин не обращает внимания на мою мимику.

— Это Быстров? Да? — выплевывает свои вопросы Никита. — То-то ты так замерла, когда он с тобой по телефону разговаривал! Говори! Это он?!

Возница начинает беспокойно на нас оглядываться.

Господи! Дурак какой!

— Ты примитивен, как инфузория-туфелька, — ругаюсь я. — И прямолинеен, как чугунная шпала! И так жеделикатен!

Верещагин молчит некоторое время, резко отпустив меня и зыркнув на кучера, потом спокойно, даже лениво сообщает мне:

— Ты моя жена. Я тебя не отпущу. Если твой отец разведет нас, то мы поженимся еще раз.

— У тебя ничего не получится, — так же расслаблено сообщаю я. — Это смешно. На дворе двадцать первый век. Я свободный человек. У меня есть своя семья и друзья. У меня есть своя жизнь. И в ней тебе нет места.

— Посмотрим! — бросает он. — Если что — все подвинутся!

— Экранизация сказки «Теремок»? — иронизирую я. — Пришел медведь и всех раздавил?

— Типа того! — хамит Верещагин.

В этот момент меня окатывает дрожь. Забытая, но знакомая. Такая привычно навязчивая и опасная. Осторожно оглядываюсь. Тело не подвело меня. Это он. Такой, каким я видела его с девчонками в нашем театре полтора месяца назад. Высокий, мощный, одержимый.