Онлайн книга «Ночная радуга»
|
Возле фонаря, мимо которого проезжает наш экипаж, стоит и смотрит на меня Сергей-Филипп. Глава 16. Голый король Все хотят изменить мир, но никто не хочет измениться сам. Какой прекрасный день!.. Пора его испортить. — Сергей-Филипп?! — с ужасом выдыхает Сашка. — Он следит за тобой? Приехал в Москву? — Это точно он! — панически выдыхаю я, прижав к уху трубку. — Я его почувствовала и на блошином рынке, и в ресторане, но увидела только в парке. Представляешь, мы просто проехали мимо в экипаже. Он с места не сдвинулся и глаза не отвел. — А Верещагин? — чувствую, как Сашка напряглась в испуге. — Он ничего не заметил, потому что я сама глаза тут же отвела, — отвечаю я. — Но как же это плохо… — Может, не очень плохо? — осторожно надеется Сашка. — Помнишь, что он сказал мне давно, в классе десятом, по-моему? — напоминаю я. — Когда в любви объяснялся? — Освежи! — по-деловому просит Сашка. — Он сказал, что любит меня. Что будет любить всю жизнь. Что дождется, когда и я его полюблю. Что ему трудно представить меня рядом с кем-то другим. Но, если я выберу другого, он будет ждать. Правда, добавил, сжав кулаки, если сможет отдать другому. А он не сможет. Всё, — повторяю я слова, отложившиеся на подкорке. — Вспомнила! — почти кричит Сашка. — Еще Варька тогда заявила о том, как неожиданно Сергей-Филипп с грустными красивыми глазами орангутанга оказался романтиком. И завидовала тебе, потому что Макс никак не объяснялся ей в любви. — Это не романтика. Это явно что-то другое, — спорю я. — По моим ощущениям, по сравнению с ним Верещагин просто Владимир Ленский. Сашка вздыхает и очень деликатно спрашивает: — Может, всё дело в том, что Верещагин тебе нравится, а Сергей-Филипп нет? Замираю, не зная, что ответить. Что сделала бы я, если бы меня поцеловал Сергей-Филипп? Так и столько раз, как и сколько это уже позволил себе Верещагин? Лера… Будь честна сама с собой… И ты позволила. Да. Не ответила. Да. Пару раз рыпнулась из крепких рук. Не более того. И что это значит? — Я его просто не боюсь, — отвечаю я подруге. — Сергея-Филиппа я боюсь до позорной дрожи в коленях. Причину такого страха даже объяснить не могу! — Да-а-а, ситуация! — тянет, задумавшись, Сашка и решительно заявляет. — Тогда надо просить помощи у Верещагина. — Тогда это будутне шпаги, а дубинки или вилы, — невольно смеюсь я. — Или бои без правил. — Может, пусть? — вдруг предлагает Сашка. — Прибьют друг друга — и ты свободна? — Ага! — спохватываюсь я. — А если кто-то из них победит? Мне что? Отдаваться победителю? Вряд ли они будут соревноваться в благородстве. — Принесла же нелегкая! — возмущается разволновавшаяся Сашка. — Ладно, думай! Я тоже буду думать. Что там с Ритой? Прощупала? — Ты оказалась права, — благодарно хвалю я подругу. — Всё было на поверхности. Есть у нее особенность. И странные умозаключения. И плохая память. И почти детское поведение. И телячья привязанность к Никите. — Она больна? — догадывается Сашка. — Да. Осложнение после менингита — прогрессирующее слабоумие. Верещагин — ее опекун. Она недееспособна, — рассказываю я. — И еще сирота с тринадцати лет. До восемнадцати лет ее опекунами были родители Верещагина. Уже взрослой она тяжело заболела. Сколько лет назад, не знаю. — А ее родители? — интересуется Сашка. — Хоть кто-то у нее есть? |