Книга Поймать океан, страница 104 – Виктория Войцек

– Порой у людей нет выбора, булка, – сказал Вальдекриз холодно, спокойно, будто без тени удивления. Впрочем, что могло удивить его после шакалицы, родившей человеческого ребенка?

А ведь именно эти слова папа и говорил, будто пытаясь оправдать маму: «Если она поступила так, значит, на то были причины. Порой у людей нет выбора. Не нам ее судить». И добавлял что-то про чужую боль, которую не понять, пока не ощутишь сам. В такие моменты Асин считала папу особенно добрым, способным простить, наверное, все.

– Мне кажется, выбор есть всегда, – глухо парировала она, даже не зная, на что надеется.

Временами, когда образ матери, падающей за борт, захлестывал Асин – а поскольку она не помнила этот момент, картинка менялась, – она начинала думать о двух вещах: что совсем не знает мать и что совсем не любит ее. Подобные мысли Асин гнала прочь всеми возможными способами: ходила за водой к колодцу или за ягодами – в лес, забиралась в колючий стог сена или шлепала об стол кругляши теста, которые должны были вскоре превратиться в конвертики с луком и мясом. И это помогало, ведь Асин действительно не знала, что произошло с матерью, а значит, не имела права судить – так, по крайней мере, говорил папа, и она была с ним согласна. Да, ей с трудом удавалось любить человека незнакомого, почти чужого. Но через теплые слова папы, через рассказы знакомых Асин почти чувствовала, будто мама рядом, пусть даже не может ее обнять.

– Ты еще совсем маленькая, булка, –тепло улыбнулся Вальдекриз. – Жизнь может подбросить тебе такой выбор, что лучше бы его и не было. Вспомни Аэри.

Слова болезненно кольнули. Знал бы он, как часто Асин думала о верховной жрице.

– У нас было два пути: оставить ее дальше сражаться с тенями прошлого, день за днем проживая одно и то же, или попытаться разбить очаг аномалии. В первом случае она так и продолжила бы страдать, во втором же мы, по сути, уничтожили Аэри, а вместе с ней – и древний храм. Скажи мне, булка, что лучше?

Асин смотрела на свою ладонь, загибала пальцы – один, другой, затем разгибала их. И пусть второй вариант, если, конечно, все взвесить, казался правильнее, все же оба выглядели бесчеловечными и какими-то безвыходными. Будь она на месте Атто, наверняка так и не решила бы, как поступить.

– Не напрягайся так. – Вальдекриз протянул к ней руку и поправил лезущую в глаза челку, убрав пряди-крылья в стороны. – Ты не найдешь правильный ответ. У жизни вообще его нет.

Ей хотелось спросить о многом, но голос капитана Альвара, прозвучавший над ухом, разогнал все мысли и оставил сидеть в легком оцепенении. Асин даже не повернулась к нему, так и замерла, вытянувшись и чувствуя тонкую нить позвоночника между лопаток.

– Собирайтесь, – сказал он и, когда Вальдекриз согнул ногу, чтобы резко, точно пружина, подняться, добавил: – Вставай.

Последнее явно предназначалось Асин, и это слово мурашками прошлось по ее спине, холодком защекотало в ложбинке на затылке – там, где курчавились мягкие, неотросшие волосы. Она вздрогнула и закивала, даже не зная, видит ли Альвар нервные движения ее головы, которая то ходила взад-вперед, то будто дрожала от сквозняка. Встав и поправив рубашку – как всегда безукоризненно чистую, – Вальдекриз протянул Асин руку и игриво подмигнул, а когда она вложила в его ладонь свою, резко дернул на себя. Асин, точно кукла на ниточках, выгнулась – и встала, сведя колени, но чуть завалившись налево. Засмеявшись, Вальдекриз взял ее за плечи, придержал. Он возился с ней как с маленькой: разглаживал складки на рукавах, поправлял жесткие, почти хрустящие манжеты, одергивал замявшийся ворот. Последним штрихом – щелкнул по клюву свободную птицу, после чего кивнул: Асин была готова.