Книга Загнанная для дракона, страница 67 – Кристина Юраш

Я вздохнула с облегчением. Впервые за эти дни — по-настоящему.

Но покой длился недолго.

И тут я вспомнила про обмен меня на артефакт. Я хотела знать, хотела быть готовой.

Я воскресила в памяти лицо Хассена и стала всматриваться в пламя. Оно, казалось, раздвинулось, словно приглашая меня заглянуть в незнакомое место.

Кабинет. Тяжёлые портьеры, запах воска и чернил. Кучи папок, бумаг и серые стены. Словно они веками несли бремя решений, после которых душа не спускалась в ад — она оставалась в этих стенах, превращаясь в очередной том в бездонных шкафах.

И Хассен.

Он сидел в кресле, будто всё ещё граф, будто ничего не случилось. Но в его голосе — трещина.

— Тайная канцелярия должна мне помочь! — настаивал он, сжимая кулаки. — Мою жену похитили!

Слово ударило, как лёд в грудь. Тайная канцелярия.

Я похолодела так, что меня затрясло.

Эти слова шептали в замке, когда гасили свечи. «Туда заходят, — говорила служанка, пряча глаза. — Оттуда не выходят». Хассен однажды, выпив, бросил: «Это не тюрьма. Этоместо, где перестаёшь быть человеком. Где тебя не убивают — тебя разбирают на части, пока не найдут правду. Даже если ты спрятал ее так глубоко, что не помнишь сам».

Я помнила историю леди Вейлен. Она исчезла после доноса. Её дочь ждала год. И ни слова. Ни намёка на ее судьбу. Пропала без вести. Но все знали, что за этим стоит тайная канцелярия.

И вот он, Хассен, просит их о помощи в моих поисках.

В горле пересохло. Я почувствовала, как внутри всё сжимается — не от страха за себя, а от ужаса перед тем, что я могла бы увидеть дальше.

Тут дверь в кабинет распахнулась.

Вошёл мужчина.

Он вошёл — и мир сжался.

Не человек, а архитектура власти, облачённая в чёрное. Рост — такой, что ему пришлось немного пригнуться в дверях. Плечи — широкие, волосы короткие, тёмные. Лицо — скульптурное, но без мягкости. Брови — чёрные, как смоль, с тонкой белой полосой над левой, словно судьба решила добавить свой штрих.

Губы — сжаты в линию, но в уголке — тень улыбки, что никогда не касалась глаз. Глаза казались светло-карими. Почти янтарными.

Атмосфера в кабинете изменилась.

Хассен вскочил — не от вежливости, а как пружина, сжатая до предела. Его колени хрустнули. Губы побелели. Он попытался вытянуться во весь рост, но тело предало: плечи сами опустились, подбородок задрожал, и вдруг — рука, только что жестикулирующая с уверенностью аристократа, теперь судорожно впилась в подлокотник так, что костяшки побелели, будто он потерпел кораблекрушение и теперь держался за последнюю доску в океане.

Второй мужчина за столом не просто съёжился — он стал прозрачным. Как будто молил взглядом: «Не замечай меня. Я — часть мебели. Я — пыль на твоих сапогах!».

И я увидела то, чего никогда не видела в муже: страх. Не тревогу, не раздражение — настоящий, животный страх. Его руки дрогнули. Голос сдал. Плечи, ещё мгновение назад напряжённые, опустились. Он напоминал пса перед хозяином.

Я видела, как Хассен напряжённо следит за каждым движением вошедшего, но при этом усаживается в кресло. Высокий красавец с улыбкой Мефистофеля подошёл к нему сзади и что-то сказал, а рука Хассена впилась в подлокотник так, словно его сейчас потащат в казематы.

— О, ваше сиятельство, герцог Ардмор! — почтительно произнёс Хассен. — Ваше сиятельство, я как раз к вам! У меня похитилижену!