Книга Загнанная для дракона, страница 70 – Кристина Юраш

Хассен замер. И в этот миг я вспомнила.

Медальон. Серебряный, с тонкой прядью моих волос, запечатанной под стеклом. Я подарила его ему в день годовщины. «Чтобы ты всегда знал, что я люблю тебя», — прошептала я тогда.

И сейчас я вздрогнула. Только бы он забыл про него. Только бы не вспомнил!

С каждым словом Элиада жар в груди нарастал, будто там разгорался второй костёр. Кожа под рубашкой начала светиться — тускло, как угли. Я сжала зубы, чтобы не закричать.

Он нашёл ниточку. И тянет её. А я — шарик на конце. Он не знает, что я здесь. Но знает, что я жива. И этого достаточно.

Я отпрянула от камина, как будто пламя обожгло не глаза — душу.

Сердце колотилось так, что каждое движение отдавалось в висках тупой болью. Воздуха не хватало. Я хватала ртом, будто меня придавили к земле — не руками, а самой реальностью: они идут за мной.

Хассен. Элиад. Отряд. Они уже здесь. Или ещё нет — но будут. Как тогда, на балу. Как в лесу. Только теперь я не та дрожащая дичь с обнажёнными плечами и разорванным платьем.

Я прижала ладонь к груди — там, под кожей, жила сила. Не моя. Но моя теперь. Она пульсировала, как второе сердце, и в этом пульсе не было страха — только напряжённая тишина перед прыжком в пропасть.

Пламя ещё дрожало перед глазами, как живая рана, а в груди бушевала паника — острая, колючая, будто кто-то засунул туда руку и сжимал сердце в кулак. Я задыхалась. Не от страха — от ощущения, что мир рушится у меня под ногами, и я не успела даже понять, с какой стороны нанесён удар.

Но я знала: если сейчас не соберусь, не вцеплюсь в реальность хотя бы ногтями — я сгорю в этом огне. Не буквально. А душой. Навсегда.

Я сжала зубы, впилась пальцами в край кресла и медленно, с усилием, подняла глаза. Взглянула в камин — не молясь, не моля о спасении, а смотря. Как человек, который больше не просит — а видит.

И увидела.

Хассен стоял перед очагом, держа в руках медальон — тот самый, что я подарила ему в годовщину. Серебряный, с тонкой прядью моих волос под стеклом. Он выглядел почти жалко — не как артефакт, а как память, которую он сжимал, будто пытался выжать из неё правду. Его лицо было бледным, глаза — впавшими, будто ночь охоты высушила его изнутри.

Элиад закончил круг и отряхнул пальцы.

Он не спешил. Не хмурился. Просто подошёл, протянул руку — и Хассен, не колеблясь, отдал ему медальон. Как должник — кредитору.

Элиад усмехнулся. Не злорадно. С усталым превосходством, будто смотрел на ребёнка, который пытался подделать подпись короля.

— Готовься, граф, — сказал он, едва шевеля губами.

Хассен кивнул. Не спорил. Просто развернулся и вышел.

Через несколько минут он вернулся. Не один.

За ним шагали десяток стражников — в броне, с мечами у бёдер и арбалетами за спиной. Глаза — пустые. Не злые. Не жадные. Просто готовые. Как у тех, кто убивал не ради наслаждения, а ради зарплаты. Иот этого было страшнее всего.

Я замерла. Внутри всё сжалось — не в спазме, а в твёрдый узел. Страх не ушёл. Он остался. Но теперь он стал… другим. Не слепым ужасом зверя в капкане. А холодным знанием: они идут за мной.

— Так, спокойствие! Ты нужна живой, — прошептала я себе. — Они не посмеют убить тебя. Не сейчас. А я… Я никому ничего не обещала. Я ведь не обещала, что сдамся? К тому же я не позволю повториться тому позору!