Книга Песнь ста миров, страница 114 – Цзюлу Фэйсян

– Моя месть окончена, бессмертное ядро цилиня мне больше не нужно. Забирай, если хочешь.

Бай Гуй достала кисть и легонько коснулась спины Инь Ляня. В момент извлечения бессмертного ядра цилиня он неожиданно произнес:

– Было бы куда лучше, если б ты появилась чуть раньше и забрала его до того, как меня нашла Лин Син.

– Мне нужно вовсе не ядро цилиня, а раскаяние, что оно несет. – Женщина замолчала ненадолго, а потом задала вопрос: – Приносит ли месть хоть немного счастья?

– Нет.

Он столько всего совершил, посвятил свою жизнь возмездию, но, оглядываясь теперь назад, думал, что все это выглядело жалко на фоне подаренной Лин Син тихой улыбки, когда та еще была жива. Тем, о чем он сожалел, что ненавидел, являлась лишь собственная прежняя жестокость и невежество. Подобную боль с досадой было не смыть и большим количеством крови и мести.

То, что он хотел выкупить у судьбы обратно, исправить, уже давно тихо стерло равнодушие времени.

Кончик кисти Бай Гуй отстранился от спины Инь Ляня, утянув за собой цилинью кровь. Взгляд его опустел, и тело полетело вниз с высокого обрыва горы, точно непрекращающийся снег над вершиной Цаншань.

Крепко сжав в руке бессмертное ядро, Бай Гуй вгляделась в даль, в то место, где небо сливалось с землей, и печально вздохнула:

– Девяносто семь. Еще трое…

Жо Шуй, преклонив колени, стояла у главных дверей горного монастыря. Шел уже третий день, и настоятель вновь вышел к ней, убеждая уйти. Вот только ответ ее остался неизменен:

– Я хочу услышать это от него.

Услышать, что он и правда ушел в монастырь, что отпускной закончил их брак, разорвал мирские узы.

Настоятель тяжело вздохнул и, покачав головой, возвратился внутрь монастыря.

Жо Шуй выпустила из рукава тварь для подслушивания, и вслед за настоятелем та вползла в двери храма. Сама же девушка осталась спокойно стоять на месте, внимательно слушая то, что происходило на другой стороне.

Толкнув дверь, настоятель вошел в храм. Послышался стук по деревянному билу^[29], вокруг разливался запах сандалового дерева, на плетеной подстилке, тихо читая священный текст, сидел монах в серых одеждах. Услышав, что настоятель вернулся, он замолчал.

– О, Амитабха! – заговорил настоятель. – Она стоит на коленях у ворот уже третий день. Кун Нянь, ты по-прежнему не собираешься ее принять?

«Кун Нянь…^[30] Кун Нянь». Вот, значит, какое монашеское имя себе избрал человек, по которому она тосковала всей душой. Неожиданно этот мир показался ей до смешного безысходным.

Рука вновь застучала по билу, Жо Шуй могла представить то, как он сидит спокойно, с закрытыми глазами, сосредоточенный и невозмутимый – такой же, как раньше, когда наедине подводил ее брови. Вот только в словах его больше не было ласки:

– Вы поняли меня, настоятель, дав мне имя Кун Нянь. Мирская суета и земные мысли давно обратились для меня пустотой. Я не уйду, а она рано или поздно сдастся.

Вихрь ветра у храмовых ворот принес с собой аромат османтуса, остудив прихлынувшую к сердцу Жо Шуй кровь. Унылое «О, Амитабха»^[31] старого настоятеля застыло эхом в ее ушах.

– Прошлое для меня теперь ничего не значит. В начале своей жизни я совершил слишком много грехов и в то время, что мне осталось, желаю лишь помогать спасению других, дабы покаяться за содеянное, – вдруг заговорил он снова, казалось, у самого ее уха. Мужчина знал все магические приемы Жо Шуй и наверняка давно заметил подслушивающую тварь, поэтому и слова его предназначались ей: – Монастырь закрыт для мирской суеты, незачем в него ломиться.