Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 218 – Арсен Гуссе

В этой области глупцы становятся мудрыми, а мудрецы – глупцами.

В этой же области лучше обманывать, чем быть обманутым.

Прекрасно сказал афинянин спартанцу: «Уважай мои пороки, они выше ваших добродетелей». Мы не спартанцы, тем меньше афиняне. У нас страсть не имеет свободного доступа на пир; блудный сын сам закалывает упитанного тельца при первой своей глупости; кто днем швыряет деньги в окно, тот вечером сам кидается на улицу подбирать их.

Каков мужчина, такова женщина; какова женщина, такова любовь, какова любовь, такова жизнь; какова жизнь, такова смерть.

Нет ученого, которому женщина не имела бы права сказать: «Наука – это я».

Первая красавица в мире может дать только то, что сама имеет. Кто это сказал? Она дает и то, чего сама не имеет: любовь.

Для женщины любовь есть любопытство; для мужчины – любовь.

Говорят, умные люди потому не имеют успеха в свете, что не считают прочих такими глупыми, каковы они на самом деле. Влюбленные безуспешно так же глупы, как умные люди: они не считают женщин дочерьми Евы.

Мы так же мало видим свои страсти, как лошадь, закусившая ночью удила и освещающая дорогу искрами из-под копыт для других.

Новая любовь есть возрождение сердца. В первые дни страсти влюбленные обнаруживают очаровательное кокетство, которое исчезает при первом дуновении грозы.

Новая любовь подобна цветущему боярышнику, который в скором времени превращается в голый куст. Любовь еще поет в нем, но ей можно сказать то же, что сказал крестьянин соловью: «Молчи, глупая птица, ты мешаешь мне спать!»

Роза есть символ скорби, потому что окрашена кровью Венеры.

Когда в любви мужчина изменяет данному слову, тогда другая сторона, заключившая с ним контракт, благодарит его за это нарушение условий.

Внушая сильную страсть, женщина вскоре испытывает ее сама, иногда к другому лицу – подобно термометру, показывающему изменение температуры.

Александр требовал, чтобы его называли сыном Юпитера. «Перестань, мой сын, ссорить меня с Юноной», – писала ему мать.

Госпожа Барневельдт бросилась к ногам принца Оранского, моля о помиловании ее сына. «Отчего же вы не ходатайствуетеза мужа?» – «Оттого, что муж невиновен, а сын виновен».

Граф Нанжи, став ханжой и желая отговорить свою дочь от супружества, сказал ей: «Вдаяй свою деву браку добре творит, а не вдаяй еще лучше творит». Дочь ответила: «Сотворим добро, а лучшее предоставим другим».

Вот как рассуждают женщины.

Женщины, возбуждающие в нас удивление, слишком совершенны, как трагедии Расина. Больше нравятся те, которые возбуждают в нас вопросы.

Любовь постоянно стремится к неизвестному. Тайна искусства состоит в том, чтобы быть непроницаемым. Когда спадет маска, оканчивается карнавал.

Женщина, которую не любили, подобна неизвестному мотиву.

Начинают любить женщину – начинают напевать и мотив.

Любят – значит, поют, дурно или хорошо, верно или фальшиво.

Знакомый мотив – если только он не принадлежит Моцарту или Глюку – преследует вас, потому что ежеминутно приходит на память. Вы не хотите его напевать, а между тем он поется сам собой. Вы гоните его, он опять тут как тут.

Так и любовь. Так и женщина – если только она не поет в вашем сердце мотивов Моцарта или Глюка.

Жизнь протягивает одну руку любви, другую – смерти, и заколдованный круг готов.