Онлайн книга «Тысяча и одна тайна парижских ночей»
|
– Да, да, я знаю ее; она выходила на поединок со всеми моими друзьями, и ни один из них не уцелел. Мне бы хотелось слышать ее признания. Но как попало это письмо в корзину тряпичницы? – В этом не виноват влюбленный. Он хранил его вместе с самыми дорогими для него автографами, но письмо было украдено ревнивицей, которая дурно писала и выкинула его в окно. Вот письмо этой ревнивицы. Я уже читал третье письмо, сохранившее запах духов, хотя валялось некоторое время в мусоре. Ты знаешь, я не люблю тебя. Отчего? Мне хотелось бы сохранить это в тайне. Я влюбилась сильнее с того времени, как нашла у тебя проклятые письма, которые доказали, что ты мне изменил. Эта женщина не подозревала, что ее письма тебе заставят биться только мое сердце. Тем лучше. Я уснула в своей любви и теперь пробудилась, ревнивая, мстительная, разъяренная, как львица, у которой отняли ее детенышей. Пусть эта женщина попробует отнять тебя у моего сердца – она увидит, что у меня есть когти и зубы. Не стоило нанимать балкон, чтобы разыграть роль вечно робкого Ромео. Вернись скорее, иначе я брошусь с балкона – в другие объятия. Они прекрасны, как розы, которые я взлелеяла для тебя; так прекрасны, что я забочусь только о них. Их блеск затмевает мое лицо, и я беру веер не для себя, а для того чтобы укрыть их от солнца. Все мое кокетство имеет предметом только садик моего балкона. К несчастью, я сегодня утром пришла в хорошее расположение духа. Как глупо с моей стороны болтать об этом, потому что ты любишь ее! – Кто эта Ева? – спросил я у маркиза Сатаны. – Куртизанка высшего полета, ревнивая, как мещанка. – Имела она причину ревновать? – Имела. «Потому что ты любишь ее!» Да, он любит эту соперницу, так что в течение месяца называли Еву «влюбленной куртизанкой». Она была при возобновлении Aventurière [76] и аплодировала веером прекрасным стихам Эмиля Ожье [77]. – Удивительно в любви то, что она хотя и дар небес, но по плечу всем; нетгерцогини, которая не снизошла бы до нее, и нет погибшей женщины, которая не возвысилась бы до нее. Книга восемнадцатая. Памятная книжка княгини Княгиня не была ученой женщиной, а Жанна – синим чулком. Обе они любили только умные разговоры, говоря, что умно писать может всякий, даже глупый, начитавшийся хороших книг. Однако застали их раз за вписыванием мыслей в памятную книжку в красном переплете и с надписью «Книга потерянного времени». С ними в компании была одна из их приятельниц, леди, известная под именем Прекрасной Дианы. Сильвия – настоящее имя этой леди – прелестная англичанка, напоминающая портрет Ван-Дейка и умная, как Ривароль. Со всей грацией французского языка она жаловалась, что плохо говорит по-французски. – Особенно когда подумаю, – сказала она однажды с наивным кокетством, – что, обладая столь дурным выговором, должна каждый вечер играть в салонах роль Селимены [78]. – Но вы говорите, как Нинон де Ланкло, – отвечали ей, – вероятно, любовь учила вас французскому языку? – Нет, – отвечала она с обворожительным простодушием, – но француз научил меня любить. Разумеется, любовь была предметом этих любопытных страниц, написанных или, правильнее сказать, нацарапанных тремя приятельницами, которых старые селадоны еще называли Тремя Грациями. Отчего не обнародовать утраченных страниц этой памятной книжки? |