Книга Сломленная истинная, страница 64 – Ивина Кашмир

Дрожащей рукой прижимаю ладонь к губам, чтобы не закричать, и медленно оседаю на пол.

— Что с тобой? — Рейнард хватает меня за плечи и пытается поставить на ноги.

— Не трогай меня... — шепчу, прикрываяглаза. — Я... я сейчас, это... это просто...

— Сила, которую ты до сих пор не обуздала, — с усмешкой изрекает принц, прижав меня к себе. — И почему я не удивлён?

— Отпусти меня! — пытаюсь его отпихнуть от себя, не получается.

Он тяжело выдыхает, наклоняется и жадно прижимается к моим губам, впиваясь поцелуем.

Воздух вырывается из лёгких. Я дёргаюсь, но он только крепче удерживает. В какой-то момент его зубы больно врезаются в мою нижнюю губу, и я, ошеломлённая, приоткрываю рот. Он тут же углубляет поцелуй, и всё превращается в яростное слияние.

Я замираю, потому что чувствую, как бурлящая во мне тьма отзывается. Она тянется к Рейнарду и вырывается наружу. Он, жадно целуя, вытягивает тьму, и вместе с этим уходит боль. Мне становится легче, настолько, что я уже не сопротивляюсь, позволяя ему целовать себя, хотя внутри всё протестует.

Когда он наконец отрывается, я открываю глаза и ошарашенно смотрю на него. Его дыхание тяжёлое, взгляд хищный.

— Какая ты вкусная, — хрипло произносит он, проводя пальцами по моей щеке. — И полезная. Усталость как рукой сняло.

— Ты…

— Что? — его голос обжигает губы, хриплый, опасный. — Я могу высасывать из тебя излишки тьмы. Тебе становится легче, а мне приятно. Оба в выигрыше.

Волна гнева поднимается во мне.

— Убери от меня свои грязные руки! — рычу и резко заношу ладонь, чтобы влепить ему пощёчину.

Он мгновенно перехватывает мою руку, не позволяя ударить, и с силой отводит её за спину. Мы оказываемся так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже.

— Остынь, луковка, — вкрадчиво тянет он. — Принимайся за дело. Закончи с шитьём, потом приготовь мне ванну.

Он отпускает меня так резко, что я едва не теряю равновесие, и уходит, даже не оборачиваясь.

А я остаюсь стоять в полнейшем раздрае, чувствуя, что пожирающей меня изнутри тьмы больше нет, но легче от этого не становится.

Разумеется, ни о каком шитье не могло быть и речи.

Во-первых, шить я и правда не умею. Во-вторых, даже если бы и умела, уж точно не стала бы этого делать. Ну и в-третьих, Рейнард оказался сумасшедшее, чем я думала, от такого нужно держаться подальше.

Я аккуратно сложила ткани в стопку и выскользнула из палатки.

Ночная прохлада пробирает до костей, заставляя меня поёжиться. Я тороплюсь к своему укрытию, стараясь не обращать внимания на дрожь, сковавшую тело. Но вдруг останавливаюсь как вкопанная.

Впереди, освещённые тусклым светом факелов, несколько воинов тащат пленников. Цепи звенят в тишине, и этот звук отдаётся в груди неприятным холодком. В кандалах идут три женщины — измождённые, с растрёпанными волосами и пустыми, потухшими глазами. Их лица в синяках и пыли, одежда висит лохмотьями. Позади плетутся трое маленьких детей, едва держась на ногах. Их щёки в грязи, а глаза распахнуты в немом ужасе.

Сердце болезненно сжимается, и на мгновение мне кажется, что весь мир вокруг поглотила тьма.

Я замираю в тени палаток, вцепившись руками в ткань рубашки. Сердце колотится со скоростью света, в груди жжёт от злости. Хочется выскочить вперёд, сорвать с них цепи, накрыть детей собой, но я понимаю, что это будет глупо. Нельзя действовать опрометчиво.