Книга Отпускай, страница 160 – Ольга Сурмина

— Если честно, меня не волнует твой заработок. — Фастер пожала плечами. — Меня даже не волнует, что ты скрыл это от все. Я начала этот разговор… от обиды. Такое чувство, что если я выйду из дома, меня за порогом будешь ждать ты. Как часовой, или охранник.

— Мы договорились, что пока ты не будешь выходить из-за болезни. — Взгляд становился жестче. — Любимая, так нужно, иначе ты не поправишься.

Она сжала кулаки. Опять «любимая», опять он пытался создать впечатление, что они по-прежнему вместе. Что «все будет нормально», и что «это пройдет». Опять всеми силами пытался показать, что несет за девушку ответственность.

— И, я клянусь, у меня нет и не было никакой семьи. Я понятия не имею, почему кто-то со стороны так решил. Ты — моя семья. А то, что было с Бел — моя вина, моя большая ошибка.

Фастер опустила глаза. Уже жалела, что ляпнула от обиды про семью, потому что не хотелось оправдываться перед Нейтом, что она делала в деревне. Могут начаться расспросы, он мог начать подозревать. Мог решить, что она пытается отыскать родственников, чтобы получить помощь, или съехать.

Был бы прав, если бы так подумал. Но все равно не хотелось, чтобы «брат» копался. В глубинедуши не хотелось делать ему больно, даже после всего, но Эмма пыталась пресечь позывы жалости внутри себя. Жалость и мягкость с ним — это слабость, именно то, что привязывало её в этом доме. Он беспощадно пользовался её слабостью, везде, где только мог. В какой-то момент заставил с этим смириться, и пытался заставить опустить руки, но не получалось. Куколка пыталась сохранить остатки гордости хотя бы перед самой собой.

— Как ты узнаёшь, что меня нет дома? — Безучастно спросила она, глядя в пол.

— Сказал же, это совпадение. — Нейт подсел ближе, убрав с её лица непослушную прядь волос. — Так или иначе, я беспокоюсь за твое здоровье.

Глаза поблескивали в утреннем свете. Ему нравилось это говорить, казалось, он смаковал каждое слово. Беспокойство, забота. Любовь. Странный, тяжелый взгляд скользил по ногам девушки, где заканчивался сарафан, и спускался вниз, к стопам. Она не понимала этот взгляд, потому что раньше никогда не видела его у Штайнера. Какой-то нездоровый, словно предвкушение выходило за рамки фантазий. Предвкушение чего? Он получит еще одну пощечину, если вновь попытается склонить к сексу. Самую искреннюю и самую тяжелую, на которую Эмма только была способна. Теперь от его прикосновений ощущалась только обида и внутренний протест. Он спал за стеной с другой женщиной, делал все, что душа пожелает, и теперь… его руки ощущались так, словно Нейт их окунул по локоть в мазут. А печальные, но желающие глаза только разрывали сердце.

Он очень этого хочет. Хочет, потому что пришел, и нашел её дома. Потому что успокаивает, говорит, что любит только её, и что она у него одна. Хочет показать это, выразить, заставить почувствовать. Вложить в душу.

Но ей не нужно было это успокоение. Только узнать, видит ли он её дома, и все.

В ту же секунду завибрировал телефон, отчего Штайнер заметно напрягся. Пластмассовая улыбка на лице дрогнула, словно он ждал этого звонка, но очень его не хотел. Нежность и желание во взгляде сменялись бесконтрольным раздражением. Мужчина поднес телефон к уху и рявкнул: «я занят, позже перезвоню».