Книга В твой гроб или в мой?, страница 51 – Жаклин Хайд

Он подходит к арочному окну и отдергивает занавеску, отчего луч солнечного света попадает мне на предплечье, и я с упреком шиплю.

— Прекрати, мудак. Это больно.

— Так тебе и надо, придурок, — надменно говорит он, скрещивая руки на груди, которая, кажется, выросла за ночь.

— Ради всего святого, я еще не намазался солнцезащитным кремом, — ворчу я, помахивая рукой, пока она заживает. — И почему ты выглядишь так, будто вот-вот порвешь рубашку?

— Извини, — бормочет он в ответ, уменьшаясь до нормального размера и продолжая вышагивать как тигр в клетке. Как странно.

Я выгибаю бровь, глядя на него, прежде чем усесться в кресло. Исходящее волнами раздражение и враждебность забавляют. Должно быть, все дело в женщине. О, как все изменилось, старый друг.

— То, что мне нужно было сделать с Обри, было гораздо приятнее, чем то, что нам нужно обсудить, уверяю тебя, — говорю я ему. И скажу снова, если он оставит меня в покое.

— Будь серьезнее, Влад, — говорит он с беспокойством на лице, и его рот сжимается в жесткую, тонкую линию, так непохожую на обычный приветливый оскал.

Я машу рукой взад-вперед перед носом.

— Кто ты такой, и что ты сделал с Дойлом?

Волчьи клыки, слишком большие для его рта, вытягиваются вниз, глаза начинают светиться ярко-желтым, ана висках и щеках разрастается шерсть. Его лицо становится диким от ярости.

— Это важно, и если ты не сможешь выслушать меня в течение пяти минут, что ж, я думаю, ты получишь по заслугам.

— Что, черт возьми, это должно означать?

Дойл громко вздыхает, и я наблюдаю, как гнев проходит, оставляя лишь усталость и беспокойство.

— Это значит, что к нам едут новые гости, и тебе нужно держать себя в руках рядом с ней.

Мое тело напрягается, и я теряю спокойствие, которое нахлынуло на меня прошлой ночью. Он смеет делать мне замечание?

— Держать себя в руках или что?

Он стискивает зубы, и его ноздри раздуваются.

— Пожалуйста, Дойл, скажи мне. Держать себя в руках или что, блядь? Я нашел тебя в канаве, в лондонской дыре триста лет назад. Ты был неуправляемым и потерянным, а теперь у тебя хватает наглости говорить мне, чтобы я держал себя в руках?

Прошло так много времени с тех пор, как у кого-то хватило смелости задавать мне вопросы, и то, что он вообще осмелился это сделать, заставляет меня вздрагивать от желания поставить его на место.

Кровь бурлит в венах, и я понимаю, что в какой-то момент выпустил клыки. Воздух сгущается от тишины и напряжения.

— Ты забываешься, — холодно бормочу я.

Он качает головой.

— Нет, Влад, я всего лишь пытаюсь делать то, что делал всегда — защищаю тебя.

— Мне не нужна твоя блядская защита. Наша дружба много значит для меня, но не забывай, с кем ты разговариваешь. Я не терял контроля над собой уже полвека и не собираюсь терять в ближайшее время.

— Если она узнает, кто ты — нам конец, вот почему я советую попробовать местных женщин. Ты говоришь, что не можешь прикоснуться к ее разуму. Я не столько сомневаюсь в твоем контроле, сколько напоминаю тебе о том, что поставлено на карту. Возможно, если дело дойдет до худшего, у Хайда найдется решение.

Его тон умоляющий, а руки сжимают спинку старинного кресла.

В животе тут же все сворачивается от тошноты и ярости при мысли о том, что кто-то кроме меня осмелится прикоснуться к ней.

— Никто не должен прикасаться к Обри. Особенно этот кобель Джекил.