Книга Как повываешь?, страница 145 – Жаклин Хайд

Сердце сжимается, и тревога расползается по всему телу.

— Что они сделали с Коннором?

— Что они не сделали? — отвечает она. — Это был бы лучший вопрос.

Живот скручивает, и страх заставляет сердце биться в бешеном ритме. Я прочищаю горло и начинаю нервно ковырять кутикулу, пока Одетт сверлит меня взглядом.

— Одетт, моя пра-пра-бабушка была Ван Хельсинг.

— Что? — она отшатывается от меня, и в комнате сразу гаснут фиолетовые огоньки. Древнее помещение погружается во тьму. Ее ярость становится почти осязаемой в воздухе. — Это значит, ты одна из них? — зло шипит она.

— Я не знала, что это так важно!

— Тише! — Одетт начинает ходить взад-вперед в своих дизайнерских туфлях. — Черт, это плохо.

Меня тошнит.

— Почему это так плохо?

Королева ведьм тяжело вздыхает и садится напротив меня. Беспокойство проступает на ее красивом лице.

— Это плохо, потому что они охотились за ним, поймалии пытали его, и он убил их за это, Уитли.

Кровь отливает от моего лица, холодный пот покрывает тело.

— Что?!

Фиолетовые огоньки во вновь вспыхнувших бра создают зловещее освещение, и мне не нравится, как она на меня смотрит — будто видит впервые.

— Судьба — жестокая сука, — говорит она. — Недаром у тебя в крови ликантропия. Доктор Августин Ван Хельсинг обнаружил, что один из его родственников — ликантроп, и хотел «исправить» его, экспериментируя над ним. Конечно, об этом грязном семейном секрете никто не знает, но именно поэтому за Коннором так безжалостно охотились. Именно кровь твоего предка его изменила — просто через укус оборотня, а не напрямую. Это чуть не убило его, — Одетт прищуривается, ее взгляд полон злобы. — Ликанская и ВанХельсинговская кровь в твоих жилах — причина всех его страданий.

Мое сердце начинает биться в тревожном ритме. Пламя в бра потрескивает, отдаваясь в голове, как статический шум.

Впервые за долгое время, с тех пор как умерли мои бабушка и дедушка, я почувствовала настоящую надежду. Я вышла из зоны комфорта, погналась за мечтой и своим собственным спасением. Я не могла оставаться в Новом Орлеане, поэтому схватилась за первую возможность и сбежала.

Я сбежала сюда и нашла его.

Теперь у меня появилась новая мечта, и он — ее центр. Более того, он стал центром моей вселенной. И теперь я как-то причинила ему боль, даже не понимая, как и насколько. Но это должно быть поправимо. Я не собираюсь его терять. Я слишком многим ради этого пожертвовала.

— Пока ничего ему не говори, — говорит Одетт, сжимая губы в раздумьях, вновь начав шагать по комнате. Наконец она останавливается и смотрит на меня. — Он их ненавидел, Уитли. Я думала, что они вымерли. Большинство из нас объединились, чтобы истребить их.

Мое сердце сжимается, я вцепляюсь в край стула, а когти вырываются из пальцев, и волосы встают дыбом.

— Одетт… что мне делать?

— Дай мне подумать, как лучше это преподнести. Может, получится смягчить удар.

— Смягчить удар от того, что мои предки — причина его трехсотлетних страданий? — язвительно выпаливаю я, заставляя свои когти втянуться. Это катастрофа.

— Не паникуй, — говорит она. — Все должно быть в порядке.

— Рассказываешь сказочки, Одетт? — раздается голос Коннора.

Даже не оборачиваясь, я чувствуюв его голосе ледяное безразличие.

Я настолько отвлеклась на реакцию Одетт, что не услышала, как он подошел. К тому же здесь столько пыли, что нос чешется, как при аллергии.