Книга Перепрошит тобой, страница 37 – Жаклин Хайд

У меня подкашиваются ноги, а желудок делает кувырок, когда я замечаю, что все его внимание приковано к переноскеЭдгара. Мой кот сейчас мурлычет и трется о мужчину, несмотря на защитный воротник.

— Эдгар, — шиплю я, гадая, что же, черт побери, мне на этот раз придется сделать, чтобы вернуть своего кота. И какого черта он ведет себя так, будто Фрэнк — его новый лучший друг?

Я замираю, когда он поднимается на ноги, все еще держа кота на руках.

— Вот как теперь будут обстоять дела, — начинает он.

— Ах, а кто умер и оставил тебя у руля? — обрываю я его, вкладывая в голос всю ехидность, на какую способна, и скрещиваю руки на груди.

— Хороша глотка для той, кого поймали с поличным. Двадцать миллионов? — он цокает языком, даже не утруждая себя взглянуть на меня, и обращается к Эдгару, а тот принимается ластиться, словно перед ним икра. Мой кот изо всех сил старается продемонстрировать моему новому заклятому врагу свою любовь.

— Как ты это сделал? — спрашиваю я, признавая, что он меня таки поймал, и теперь я хочу знать, как ему удалось подняться на лифте, несмотря на отсутствие питания. Не может быть, чтобы он предугадал мои действия.

Я оглядываюсь, смотрю на высокие кремовые потолки, и мой взгляд задерживается на чем-то блестящем, мерцающем в углу, но очень маленьком. Камера. Но я же точно отключила их в первую очередь. Но что, если…

— Ты что, все это время за мной следил? — спрашиваю я, когда он не утруждает себя ответом.

— Поскольку ты явно наслаждаешься игрой со смертью, раз за разом испытывая мое терпение, теперь ты принадлежишь мне, — заявляет он, и его хриплый британский акцент вызывает в моей утробе странное чувство, которое я отказываюсь признать.

— Чушь собачья, я тебе не принадлежу, и у тебя явно не все дома, если ты думаешь, что я стану слушать хоть слово из того, что ты говоришь. Ты. Похитил. Меня, — выговариваю я сквозь стиснутые зубы.

— После того, как ты взломала мою компанию, что привело к полномасштабному нарушению безопасности, потере тысяч человеко-часов и сумм, которые тебе даже не вообразить, — спокойно парирует он.

Я отвожу взгляд, не в силах выдержать его презрительный взор, потому что я и вправду это сделала, и мы оба это знаем.

— В оплату за содеянное и твой новый многомиллионный долг передо мной, ты разыщешь каждую партию, которую я когда-либо отправлял через эту компанию. Если она покидала стены, которыми я владею,я хочу об этом знать, — говорит он, и в его тоне появляется несвойственная до сих пор суровая серьезность. — Или я оповещу власти и расскажу каждому новостному каналу о жалкой женщине, которая была так отчаянна, что украла миллионы из фонда помощи детям, больным раком.

У меня отвисает челюсть, и руки бессильно опускаются.

— Но я не делала этого…

— Средства, которые ты сняла со счетов дочерних компаний DB 2917, как раз переводились на счет фонда исследований детских заболеваний, а ты их похитила, — говорит он, и в его взгляде пляшут яростные огоньки.

Кровь отливает от моего лица от намека и последствий, и кожаное кресло громко скрипит, когда я беспокойно двигаюсь. Неважно, шли ли деньги на гуманитарные нужды или нет, я бы никогда не стала красть у детей.

Мало того, пресса растерзает меня заживо, и я точно угожу за решетку. О божечки. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить. Он лжет.